Лица

Уже стало привычным с нее начинать, — ну что ж, отдадим эту дань и мы. Обычно Смоленщина страдала от избытка влаги. В конце лета и в начале осени область «подмачивало», как скромно здесь говорят, имея в виду ливневые дожди и непролазную грязь. Но к этому привыкли, научились подлаживаться, лишь отмечали свои пики и спады: дед Каширин, например, помнил самую гнилую осень 1933 года, когда прямо посередине деревни лошадь «по пузо топла».

Нынче все было наоборот: слишком поздняя весна, такая поздняя, что в июне по ночам случалось и до минус десяти. А потом начались дожди, сопровождаемые сильными ветрами, а еще потом новая беда — засуха: температура на почве достигла пятидесяти градусов. Чем дело кончилось? Мало того что погибли озимые, которые просто пришлось запахать, — период созревания хлебов сократился почти вдвое, влаги в почве не хватало, зерно не успело набрать силу, было щуплым, и все виды на урожай погорели синим пламенем.

«В тех условиях, в каких мы оказались, — заметил в разговоре со мной один местный товарищ, — даже такие руководители, как Бизунов и Васильев, не боги». Бизунова с Васильевым он назвал потому, что оба они — Герои Социалистического Труда, однако им тоже, как и всем остальным, было сначала холодно, потом мокро, а потом жарко. Словом, трудно, как никогда. Но вот удивительные цифры: четыре хозяйства области (по предварительным данным) собрали по 7 центнеров зерна с гектара, сорок три хозяйства — по 10, пятьдесят девять хозяйств — по 13, тридцать одно хозяйство — по 16, а Бизунов все же взял по 18,3. Что же касается колхоза «Красный доброволец», которым руководит Ф. С. Васильев, там и Бизунова перекрыли: 23 центнера на круг.

Засуха, конечно, для всех засуха, и если дождь, от него опытом или званием Героя не прикроешься: не зонтики. Но если нам известно, что погода способна уложить одни хозяйства на лопатки, а другим позволяет устоять на ногах, поищем объяснение этому странному обстоятельству не только в силах небесных, но и в силах земных.

ЛЮДИ, ИХ БЫТ

Некоторое время назад Бизунова пригласили на Центральное телевидение и дали пять минут времени. Будучи человеком серьезным, Бизунов решил говорить только самое главное, а потому начал с того, что, кроме реки Лучесанки, очень красивой и богатой рыбой, колхоз располагает газом, водопроводом и, конечно же, электричеством. Затем он коротко «остановился» на двух девушках, которые однажды уехали из колхоза в Донбасс, но через полгода все же вернулись и еще привезли с собой мужей. С тех пор Бизунов, как председатель, никому из желающих покинуть деревню в оформлении не отказывает, однако количество людей в колхозе не уменьшается, а постоянно растет, и потому колхоз ежегодно строит по одной новой улице из двадцати новых домов.

Тут Бизунов сделал паузу и посмотрел на режиссера, который удовлетворенно кивнул головой, но показал при этом ноль двумя пальцами, что означало: пора закругляться. Пора так пора. Впрочем, решив про себя, что все равно это запись на пленку и, если они хотят, пусть потом вырезают, Бизунов сделал знак режиссеру и сказал еще о том, что общественные организации колхоза держат всех людей на учете — в том смысле, когда у кого день рождения, чтобы прислать телеграмму и подарок «во имя души, — сказал Бизунов, — без которой в нашем деле нельзя».

И все, и больше ничего он не говорил, никаких молочных рек в шоколадных берегах не расписывал. Пока он заканчивал в Москве дела, а потом добирался до дома, пленку прокрутили по первой программе. В колхозе Бизунова ждала пачка писем: так, мол, и так, я механизатор такого-то профиля, семья — столько-то душ, видел вас по телеку, не откажите в приеме.

Ко дню моего приезда таких писем скопилось более двадцати тысяч, никто в колхозе не знал, что с ними делать. Но обилие предложений было единодушно оценено как тревожное: колхозники понимали, что хотя авторы писем как минимум имеют телевизоры, от добра они искать добро не стали бы.

Все вышеизложенное, я полагаю, должно послужить читателю «материальным обеспечением» того бесспорного факта, что люди колхоза имени Ленина работали в страду с истинным энтузиазмом. Они давали по две, по три и даже по четыре нормы в день, и, когда я спросил Бизунова, за счет чего, он ответил: «За счет приличной жизни и понимания момента, что фактически выразилось в удлинении рабочего дня». — «В каких же пределах?» — «В нормальных: от зари до зари». После таких слов просить у Бизунова «героические» примеры было решительно невозможно. Мне ничего не оставалось, как пользоваться косвенными доказательствами.