Лица

Боевые товарищи Лили, искренне переживающие потерю, не по штабам в ту пору ходили, а продолжали воевать, — кто может осудить их за это? Они в сердце носили память о летчице, дрались, сбивали фашистов, сами гибли, и никто из них не был сегодня уверен, что завтра вернется на базу. Мелькали в буднях войны дни и недели, месяцы и годы, а когда отгремел салют Победы, уцелевшие воины помянули, как положено, павших героев — и признанных, и непризнанных, таких тоже было немало, в том числе Лилю Литвяк. От докладной Василия Б. у них сохранился лишь привкус горечи.

Вот, собственно, и все, что было известно школьникам из города Красный Луч, когда они начинали операцию «Белая лилия». Замечу попутно, что если бы ребята ограничили свою следопытскую деятельность только сбором документов и воспоминаний, они на том бы и поставили точку, испытав к истории Лили Литвяк не более, чем взволнованный интерес. Так и мы с вами, читатель, располагая аналогичными данными, сделали бы приличествующую моменту паузу, а затем пошли бы дальше, оставив в душевном тылу когда-то потревоженную честь героической летчицы.

Стало быть, все дальнейшее мы с полным основанием можем воспринимать как подарок судьбы, если под «судьбой» будем иметь в виду Валентину Ивановну Ващенко.

Ход мыслей ее был таким: воздушный бой, из которого не вернулась Лилия Литвяк, судя по донесению, проходил над селом Мариновка. Не может быть, чтобы кто-то из жителей села или окрестных хуторов не заметил падения советского самолета. А если удастся хотя бы приблизительно определить место, куда упал истребитель, остальное будет зависеть от эрвээсов, вооруженных лопатами и горячим желанием воздать должное погибшей летчице.

В том, что Лили нет в живых, Ващенко не сомневалась: это подтвердили годы, минувшие с конца войны. Лиля, конечно же, погибла и тихо лежит где-то в донецкой земле, но эта печальная истина, утвердившаяся в сознании Валентины Ивановны, настойчиво толкала ее на поиск — нет, не вещественных доказательств гибели летчицы, которые и предъявлять-то сегодня некому и незачем, — на поиск самой Лили, чтобы сделать ей хорошую и мягкую могилу, поставить на могиле достойный памятник, принести к нему много цветов и сказать над прахом девушки только два слова, которые исчерпали бы все, что случилось с Лилей по нашей или не нашей вине: «спасибо» и «прости».

Летом 1971 года первый экспедиционный отряд в количестве двадцати человек отправился «пахать человеческую память» — другой задачи они перед собой в тот год не ставили. Сначала автобусом добрались до Мариновки, разбили на окраине села палаточный лагерь, обосновались, а потом, взвалив на плечи рюкзаки, тронулись дальше.

И вот сегодня, спустя несколько лет, я открываю толстую тетрадь, на обложке которой написано: «Протоколы опроса местных жителей». Записи сделаны ученическим почерком, скреплены для достоверности печатью сельсовета и подписями рассказчиков, главным образом женщин, и больше я ничего комментировать не буду — ни того, как говорили местные жители и что при этом переживали, ни того, как слушали дети и что при этом чувствовали, — я дам возможность читателю познакомиться с некоторыми документами, а все остальное доверю его собственному воображению.

Протокол опроса Ганиной Александры Ивановны (село Мариновка):

«В сентябре 1943 года, после освобождения села, на улицах было много трупов, мы хоронили солдат прямо на месте гибели, ни пахать, ни сеять было нельзя из-за большого количества побитого железа и человеческих костей. Я лично запомнила танкиста, роста выше среднего, чернявого, в синем комбинезоне. Фамилию его не знаю, а где похоронен нашими женщинами, показать могу».

Протокол опроса Процай Пелагеи Фоминичны (хутор Сауровка):