Лица

Здесь я вынужден прервать рассказ, чтобы поделиться с читателем собственными впечатлениями о «хакасской Швейцарии», как называют эти места знающие люди. Я никогда не был в Швейцарии, но если там действительно так же красиво, о ней не зря говорят как о стране, заслуживающей внимания.

Теперь, когда дорога построена и вы можете по ней путешествовать, вы способны увидеть это сами. Остановитесь на перевале, подойдите к краю пропасти и посмотрите вниз, на знаменитые Саянские горы. Они напомнят вам морские волны, застывшие в тот момент, когда шторм достиг двенадцати баллов. Потом вы познакомитесь с рекой Она, и вам удивительно будет узнать, что рядом с ней течет быстрый Он, пороги которого смельчаки проходят на обычных лодках. Прозрачность вод покажется вам искусственной, созданной специально для того, чтобы поражать человеческое воображение. А камни под водой будут ежеминутно менять свой цвет, играя то малахитом, то мрамором, то янтарем.

Вы — путешественник, вы так устроены, что мысли ваши будут заняты лишь тем, что видят ваши глаза. Утром вы позавтракаете в Абазе и через пять часов, доехав по асфальту до Ак-Довурака, еще не успеете проголодаться. Для вас дорога — путь, не больше, и упаси вас бог подумать, что я вам ставлю это в вину.

Но для строителей дорога — жизнь. Они прорубались через тайгу и горы многие и многие месяцы, и сколько раз они завтракали, обедали и ужинали, прежде чем достигли Ак-Довурака, надо считать на электронно-счетной машине. Они здесь ели и спали, учились и работали, влюблялись и разводились.

Если вы это не просто поймете, а глубоко прочувствуете, вам станет ясно, почему они так часто задумывались над своей судьбой, почему одной романтики им было мало и почему без романтики им становилось совсем плохо.

Я проехал на «газике» до самого конца, до того места, где был передовой отряд, а впереди — тайга и горы, еще не тронутые человеком. Видел много техники. Много рабочих. Много начальников. Стройка сложная: шли в лоб, и то, что прокладывали, было единственной артерией, связывающей «фронт с тылом». Обходных путей никаких. В подобных условиях почти все, если не все, зависело от четкости взаимодействия многочисленных специализированных служб.

Но такой четкости не было.

Я слышал, на каких-то предприятиях страны вводятся сетевые графики. Здесь не было никаких графиков: каждый вечер начальники служб съезжались на примитивные планерки в Абазу, в управление, и там, ругаясь до хрипоты, определяли объем завтрашних работ. От такой «научной» организации труда — полшага до путаницы. Из-за путаницы — простои, из-за простоев — мизерная зарплата, плохая зарплата — люди бегут, а чтобы они не бежали, им прощают недисциплинированность и пьянки. Тут уж, поверьте, взаимосвязь достаточно четкая и научно обоснованная.

Почти никто ни за что не отвечает. Спасительные «объективные причины»: я тебя задержал, ты меня задержал, он нас задержал, мы его задержали. Сколько таких «колец», не имеющих ни конца, ни начала, можно, обнаружить на иных стройках!

При таком обилии хозяйственных забот, при такой путанице с организацией труда — до человека ли? Если к начальнику мехколонны Усманову приходил рабочий и жаловался, что в общежитии клопы, Усманов отвечал, что жильем он не ведает, что ведает жильем начальник СУ-833 Гришин: пусть Гришин и «чешется». А Гришин отвечал, что клопов морить — дело санэпидстанции, а дело Гришина — строить дома. А на санэпидстанции отвечали, что пешком за сто километров они морить клопов не пойдут и пусть автобаза дает машину. А начальник автобазы отвечал, что все машины у него расписаны, все на линии и тот же Усманов с него голову снимет, если недополучит хоть одну, и если Усманов хочет, пусть «отрывает от себя» и дает санэпидстанции. А Усманов отвечал… впрочем, вы уже знаете, что ответил Усманов: «кольцо» замкнулось.

Конечно, все в мире относительно — и Абаза для кого-то столица. Когда в Абазу вырывались рабочие, живущие в деревне Кубайке, они чувствовали себя настоящими провинциалами. Они могли попасть наконец в нормальный кинотеатр, в приличную пивную, которая называлась «Голубым Дунаем» и «Мордобойкой», в парикмахерскую, в баню с парилкой, на танцплощадку с деревянным полом и даже в клуб. Собственно, я перечислил все, чем располагает «столица» Абаза и что отсутствует в «провинции» Кубайке. Люди там жили в бараках без сушилок, без душа, без единого шкафа — вещи хранили в чемоданах, как на вокзале, и когда шел дождь, передвигали их из угла в угол: текли крыши. В магазинах можно было найти водку и «одну консерву», потому что орсу выгоднее было привезти на трассу машину водки, чем на ту же сумму десять машин молока. Радио не работало, красного уголка не было, три газеты на весь поселок, телеграммы шли по семь дней…

И вроде бы нет виноватых.