Лица российской национальности. Сборник рассказов и эссе

Затянувшаяся Ливонская война, когда после первых успехов русского войска против раздробленных сил Ордена поляки во главе с королем Сигизмундом остановили русских у границ Литвы, начавшиеся в конце 1550-х гг. жестокие раздоры между боярами и служилыми людьми, стихийно вспыхивающие народные бунты против царевых наместников, набиравшее все большее влияние правительство Адашева и отход на задний план Боярской Думы – все это постепенно меняло настроение самодержавного правителя. Иван 4, уже с большим доверием слушая наветы княжат и родственников жены, начал опасаться, что его политическая роль и статус Божьего помазанника становятся менее значительными, а Адашев и Сильвестр по сути отодвигают его на задворки в принятии стратегических решений.

Иван Васильевич начал таить обиду гневаться, а слова кроткой жены Анастасии, которая к тому же почему-то не любила Сильвестра, все меньше убеждали его быть справедливым. 1559 год становится поворотным в политике Ивана Грозного.

Глава 4. Курс царя на усиление абсолютной власти. Первые репрессии

Внезапная смерть царицы Анастасии явилась той чертой, переступив за которую царь Иван делается в истории российской совершенно иным человеком. Последний фактор, как-то сдерживавший необузданный нрав царя и его исключительную подозрительность, исчез. Хотя и Сильвестр, и Адашев, почувствовав перемену в Иване, в начале 1559-го года сами тихо удалились от дел, царь разразился в их адрес гневной речью, в которой обвинил «сего лукавого лицемера» Сильвестра и «его прихвостня» Адашева в « стремлении «управлять царством без царя, ими презираемого!». Состоялся заочный суд над прежними правителями Руси, и «вина их была обнаружена».

Блистательного разработчика новых законов Сильвестра сослали в Соловки, опального премьера Адашева заточили в темницу, где он вскоре и умер. Все родственники Адашева были репрессированы: казнены Данило Адашев с двенадцатилетним сыном, трое братьев жены Адашева, дальний родственник Шишкин с женою… Были и другие репрессии, царь стал брать с ближних бояр поручные записи в преданности своей персоне – «чтобы служить верно государю и его детям». Вокруг Ивана Грозного загарцевали его новые любимцы, будущие опричники: Алексей и Федор Басмановы, Афанасий Вяземский, Василий Грязной, Малюта Скуратов-Бельский. Позже Грозный пояснит эти свои действия тем, что Адашев и Сильвестр «сами государились, как хотели, а с меня есте государство сняли… словом, аз был царь, а делом ничего не владел» . Новая элита, сформированная при Избранной Раде, забеспокоилась.

Польский князь Димитрий Вишневецкий, прибывший в Москву якобы для союза против крымских татар, схватив ситуацию, удрал обратно, прихватив с собой несколько людей из Адашевской партии. Как велено было говорить русским послам на Литве: «Притек к нам, как собака, и утек, как собака». Из нашего времени кажется, что Иван Грозный действовал порой излишне жестоко, даже изуверски – в отношениях тех бояр, которых он подозревал в измене. Но Иван 4 был человеком своего времени, и вряд ли он позабыл про многовековые раздоры удельных князей в 12–13 вв., которые привели Русь под иго Золотой Орды, про многочисленные измены князей и бояр в эпоху его деда Ивана и его отца Василия. Да и уходы некоторых русских князей к чужим правителям, с которыми Русь вела военные действия, не были чем-то исключительным… В 1563 году из России сбежали от возможных преследований царя братья Черкасские, бояре Тетерин и Сарыхозин, первопечатник Иван Федоров. Самое же громкое бегство – уход князя Андрей Курбского к королю Сигизмунду-Августу.