Лица века

В. Р. Конечно! Я иногда и в школах выступаю. Вижу молодых зрителей на спектакле по моей пьесе в театре Татьяны Дорониной. У меня такое впечатление: несмотря ни на что, хорошей молодежи сейчас много.

В. К. Действительно, ведь на вашем спектакле всегда молодежь. Что-то же их тянет сюда!

В. Р. Меня подчас это даже удивляет. Однажды был 35-градусный мороз, когда мой спектакль должен был идти. И представьте себе: было в зрительном зале 900 человек!

В. К. Видимо, на этих людей – наша надежда…

В. Р. И потом иногда встречаешься, говоришь, смотришь в глаза молодых людей, как они реагируют, – хорошо глядят! Думаю, испоганить русского человека все-таки трудно.

В. К. До конца…

В. Р. Да, да.

В. К. Ваша общественная деятельность последних лет, которая уже не только как литератора выдвинула вас пред очи народные, но и как радетеля за Родину, за Россию, она требует большой самоотдачи. Все время надо что-то отстаивать, за что-то бороться, куда-то спешить. Это дает вам удовлетворение?

В. Р. Это дает мне жизнь. Значит, я кому-то нужен. И надо, очень надо что-то говорить и повторять. Повторенье – мать ученья. А не так: сказал – и ладно, и не важно, что будет…

Где-то мои слова отклик находят. Я в этом не раз убедился. Люди благодарят. Меня не очень популяризируют, но где удается сказать свое слово, я стараюсь сказать.

В. К. И конкретно удается кому-то помочь? Помню, вы рассказывали о хождениях по разным просьбам…

В. Р. Вот и сейчас на столе два таких дела лежат. Жду, когда встречусь с мэром нашим или его заместителем Шанцевым.

В. К. А что за дела?

В. Р. Один из племянников моих, по линии жены, занимается полезным для государства делом. Такая фирма у них, по сбору металлолома, которая очищает Москву от ржавых автомобилей, стоящих по дворам, и прочих таких предметов. Но у них мал круг, где они могут действовать, – просят расширить территорию. Доброе дело, я считаю, они работают хорошо.

А другой вопрос вроде бы частный, но для человека, который обратился ко мне, – весьма серьезный. Жизненный. Простой работяга… Тоже надо помочь.

В. К. Я недавно читал в газете вашу статью о новом спектакле в театре имени Ермоловой. Значит, находите время, чтобы смотреть?

В. Р. Стараюсь. Сейчас на очереди спектакль в «Современнике». Борис Галин – для меня интересный драматург.

В. К. А кого-нибудь из молодых драматургов выделяете?

В. Р. Сейчас, к сожалению, не очень. Читаю пьес много, но не хватает в них чего-то главного. А не хватает потому (вернусь к уже сказанному), что у государства нет идеи.

В. К. Вы счастливы в семье? Жена, с которой прожили в любви и согласии более полувека, сын и дочь – по-моему, замечательные, внучка и внук – достойные своего дедушки. В этом ведь тоже счастье?

В. Р. Еще бы! Семья – это дом. Я часто думаю, что нашему обществу нужно вернуть семью. Сейчас все больше замечаешь: семьи-то нет.

В. К. Колоссальная проблема. И это, по-моему, тоже влияние Запада, что семья разрушается. Прививают молодежи отношение к семье пренебрежительное. Принесли оттуда: не жених, а бойфренд, то есть временный какой-то сожитель. Все переводится на контрактную основу, в семье не любовь, а контракт, брачный контракт.

В. Р. Да, но я старомоден.

В. К. Как бы вот эту хорошую старомодность по возможности восстановить и укоренить! Русская семья, наверное, тоже поддерживала всегда русский дух, о котором вы говорили. Что для вас это понятие – русский дух?

В. Р. Очень большое. Очень глубинное. Многие столетия ведь складывался он, этот дух, который мне так мил. Люди бездуховные часто говорят: вот вы превозносите свой национальный дух, русский дух, вы националисты, шовинисты… Но я не считаю, что, если, скажем, татарин исповедует свою религию и следует своим татарским обычаям, он обязательно националист или шовинист. А почему же обвиняют нас?

Мне иногда кажется, что во многом от тех же американцев такое идет Потому что вот там этого нет. Ведь не скажешь «американская духовность».

В. К. В самом деле, не звучит.

В. Р. «Американский дух» – так можно сказать, но – полуиронически. Потому что американский дух – это как раз бездуховность. А у нас… В каком веке духовность наша возникла, в каком тысячелетии и как – на это я ответить не берусь, тут ученые пусть отвечают. Но это не только уклад жизни.

Русский дух для меня – это Чехов, Достоевский; понятно, всех, даже очень ярких выразителей русского духа в великой русской литературе, не перечислишь. Вот говорят о загадочности русской души, и она действительно в чем-то загадочная, и для меня загадочная, удивительная, эта русская душа…

В. К. А в чем, Виктор Сергеевич?