Лица во тьме

У него было именно такое чувство. Он вошел и прислонился спиной к двери, опасаясь коварных ловушек стульев и кресел.

— Я только накину халат, — сказала Кристиана.

Он представил себе ее раздетой. Ему не верилось, что она была его женой — той самой женщиной, которая перед священником вложила свою руку в его, женой, с которой его соединили навеки. Он невольно вертел головой то вправо, то влево, правда, едва заметно, пытаясь уловить аромат, исходивший от ее туалетного столика, разобранной постели. Он чувствовал себя виноватым, как если бы испытывал чудовищное желание. Ему хотелось спрятать лицо.

— Я слушаю вас, — сказала Кристиана, передвигая какие-то флаконы в туалетной комнате.

— Это по поводу Максима, — начал Эрмантье. — Он много тратил в последние дни?

Халат прошелестел по ковру. Ее движения сопровождались обольстительным шуршанием.

— Я ничего не заметила. Вы должны знать, сколько даете своему брату.

— Я подписываю чеки… Но заполняю их не я.

— О! Вы полагаете…

— Он играет. Я уверен, что он играет по-крупному… И нисколько не сомневаюсь, что он проигрывает.

— Я легко могу проверить.

— Спасибо, Кристиана. Я буду вам очень признателен… Я наверняка ошибаюсь, но, пока не удостоверюсь, стану беспокоиться… Напрасно я дал ему волю, отпустил вожжи; придется натянуть их покрепче, взять его в руки! У него странная манера, с которой я никак не могу смириться. Уходит, приходит. Берет без спросу машину. Ведет себя, как в гостинице… Я сейчас же поговорю с ним!

— Нет, — сказала Кристиана.

— Что? Вы не согласны со мной?

— Дело не в этом, Ришар… Присядьте.

Взяв за руку, она повела его в комнату, и он опять подумал, что имел полное право прийти в ее спальню, что он у себя дома, что, наконец, он — муж Кристианы Еще он подумал, что может разорить ее, и, чувствуя себя неуверенно, неловко опустился в кресло.

— Максима нет, — продолжала Кристиана. — Он уехал… Уехал сегодня ночью.

— Я знаю. Он уезжал. Но он вернулся.

— Нет. Он уехал… насовсем.

— Позвольте! — воскликнул Эрмантье. — Прошу вас объясниться. Мне надоели эти тайны.

— Тут нет никакой тайны, — с грустью сказала Кристиана. — Случилось то, чего я опасалась с первого дня. Максим пошел в буфетную, якобы хотел выпить содовой воды. И там поскандалил с Клеманом. Когда мы с Юбером подоспели, они уже готовы были наброситься друг на друга. В общем, хорошего было мало! Клеман хотел поставить вас в известность. Я воспротивилась. Вы спали, да и потом лучше уж было покончить с этим раз и навсегда. Максим, впрочем, все понял. Он был виноват и предпочел сразу же улизнуть. Нет, вы только вообразите, что за вечер! С одной стороны — Марселина в слезах. С другой — Клеман собирается уезжать… Мне с великим трудом удалось успокоить их. Короче говоря, Юбер отвез вашего брата в Ла-Рошель… Думаю, с первым поездом он вернется в Лион. Хотя, конечно, он непредсказуем!..

— Надо было предупредить меня, — сказал Эрмантье.

— Предупредить вас! Мой бедный друг, при вашей вспыльчивости вы своим присутствием вряд ли чему-нибудь помогли бы. Они были похожи на бешеных псов. Не говоря уже о том, что разбудить вас вот так, внезапно…

— Максим сам решил уехать?

— Нет. Это я указала ему на дверь. С соблюдением всех приличий! Я сказала ему, что он сможет вернуться, как только успокоится, что ему необходимо сменить обстановку. И еще я сказала, что если его хоть немного заботит ваше здоровье, то ему лучше всего…

— Да-да. Дальше?

— Так вот, он не возражал. Пока Юбер выводил машину, он преспокойно пошел собирать свои вещи. Перед отъездом он сказал мне: «Прошу извинить меня, Кристиана. Я потерял голову. Я очень виноват и перед вами, и перед Ришаром».

— Это все?

— Все.

— Он говорил искренне?

— Да.

— Где Юбер оставил его?

— У гостиницы «Два острова». Была жуткая гроза.

— А вы не спросили у Максима, есть ли у него деньги на дорогу?

— Нет. Я об этом даже не вспомнила. Признаюсь, я думала только об одном: поскорее бы он уехал.

— В котором часу вернулся Юбер?

— В час с чем-то… А что?

Эрмантье заколебался, настолько необычную вещь он собирался сказать. Мог ли он признаться в том, что слышал, как подъезжала машина, которая на самом деле удалялась, и уезжала, когда в действительности она приехала? А между тем другого выхода не было, как же иначе во всем разобраться?

— И все-таки бедный Максим! — прошептал он.

— Как! Неужели вы станете жалеть его? Ведь только что вы собирались отчитать его! Я вас не понимаю!

— Вид у него был усталый?

— Выглядел он, конечно, неважно, но при его образе жизни…

— Наверное, мы проявляли мало заботы о нем, Кристиана. По сути, он болен гораздо тяжелее, чем я. Я хочу попросить вас об одной вещи… Обещайте мне не сердиться… Скажите Юберу, чтобы он отвез вас туда.

— В Ла-Рошель?

— Да… в Ла-Рошель… И если Максим еще не уехал, верните его.

— Ришар! Вы понимаете, что говорите?

— Да. Но я понимаю также и то, что мальчик нуждается во мне. Я хочу, чтобы он знал: мой дом всегда открыт для него. Я его не выгонял.

— Вы вините меня?

— Конечно нет.

— Если он вернется, жизнь снова станет невыносимой… И Клеман, вероятно, уйдет от нас.