Лицедеи

– Это наш новый автор, Глеб Васильевич Бородин. Прошу любить и жаловать! В самом скором времени мы поставим спектакль по его пьесе «После оттепели».

Актёры, конечно, всполошились, стали спрашивать, не найдётся ли для них чего-нибудь, но Глеб развёл руками:

– Распределение ролей – это дело режиссёра и худрука. Могу лишь порекомендовать Андрея Смольникова на главную роль в спектакле.

Не удивительно, что актёры потеряли интерес к несговорчивому автору и разошлись по своим гримёркам, только Смольников задержался – предложил отправиться в ресторан «Дом актёра», что на Арбате, и там обсудить принципы дальнейшего сотрудничества. Это вполне логично – чтобы хорошо исполнить свою роль, актёр просто обязан проникнуться видением автора, посмотрев на своего героя глазами его гениального создателя. Так примерно Смольников и сказал.

Когда уселись за столик, сразу перешли на ты, а как иначе, если оказалось, что почти ровесники.

– Ну и о чём же твоя пьеса?

Понятно, что питейное заведение – не самое подходящее место для серьёзных разговоров, однако претенденту на главную роль невозможно отказать. Только ведь не станешь же здесь читать весь текст. Даже если ограничиться «сверхзадачей», всё равно это ни о чём.

– Сюжет начинается с того, что некоего поэта пригласили в Кремль. Там его провели в кабинет генерального секретаря компартии…

– Уже интересно! – оживился Смольников, разливая по рюмкам водку.

После того, как выпили, Глеб достал из кармана небольшой планшет и стал читать:

Генсек. Ну здравствуй, герой!

Поэт. Здравствуйте, Леонид Ильич! Только почему герой?

Генсек. Мне тут товарищи сказали, что хорошие стихи пишешь.

Поэт. Да вроде бы.

Генсек. А почему до сих пор не лауреат?

Поэт (с улыбкой). Рожей не вышел, Леонид Ильич.

Генсек. Гм, вижу, с юмором у тебя всё в порядке. Я тоже пошутить люблю… Но дело у меня к тебе серьёзное. Хочешь Ленинскую премию получить?

Поэт (удивлённо). Так вроде бы ещё не заслужил.

Генсек. Выполнишь задание партии, тогда и Звезду героя тебе на грудь повесим. Вон у меня их сколько! Пора бы и тебе… В общем, мы тут с товарищами посовещались и решили: ты должен написать новый гимн СССР.

Поэт (оторопело). Так ведь есть уже.

Генсек. Есть-то есть, но устарел. Время идёт, уже развитой социализм построили… Только вот какая закавыка. Про руководящую и направляющую роль партии сказано всё верно, но какая же это партия без генерального секретаря? Понимаешь?.. Тут несколько лауреатов пытались сочинить текст, но получается белиберда. За что им только деньги платят? Поэтому на тебя надежда. Надо бы в гимне чётко указать, кому конкретно страна своим процветанием обязана.

Поэт (мотает головой). Извините, Леонид Ильич, я не могу.

Генсек (удивлённо). Это почему?

Поэт. Да какое же это процветание, если одни объедаются паюсной икрой, а простые труженики в провинциальных городах живут впроголодь? Я недавно навещал родню во Владимирской области, так в продуктовых магазинах пусто, ни мяса, ни сыра, ни колбасы. Да они бы ноги протянули, если бы не свой огород!

– Далее разговор продолжился на повышенных тонах, и в итоге генсека хватил апоплексический удар, а поэта отправили в спецбольницу КГБ для излечения от вредных мыслей. Там он познакомился с другими «узниками совести», и каждый рассказал ему свою историю, о том, как туда попал, – Глеб замолчал, и теперь ждал, что дальше будет.

Смольников покрутил головой, поджал губы раз, другой, словно бы в чём-то сомневаясь, а потом спросил:

– Ну и зачем? Зачем тебе всё это нужно? Сталин, Брежнев, Ельцин… Да какая разница? Лучше напиши о том, как мы живём. Можно снять классную комедию!

– Что же ты углядел смешного в нашей жизни?

– Да неважно! Главное в этом деле – прилично заработать. Режиссёра подходящего я тебе найду… Есть такой фильм, называется «Про родину», мой приятель Петя Суслов его снял. Обязательно посмотри!

– Постой, постой, припоминаю… Но это же тихий ужас! Примитивные диалоги, убогие претензии на философский смысл, и больше ничего! Зато наверняка славно отдохнули во время киносъёмок на Бали.

Смольников изумлённо приподнял брови, затем встал из-за стола и попытался изобразить боксёрскую стойку:

– А в морду не хошь?

До драки дело не дошло – вмешались посетители ресторана, сидевшие за соседним столиком. В итоге Глеб с Андреем решили, что разумнее будет выпить ещё по одной.

– Зря ты, Глеб, всё это затеял, – Смольников неторопливо разъяснял свою позицию, запихивая в рот кусок селёдки. – Я вот на свои гонорары, считай, полсвета уже объездил, а ты корпишь над писаниной… Никому это не нужно, да и денег так не заработаешь.

– По-твоему, литература, театр и кино – это только бизнес?

– А что ещё? Так уж устроен этот мир. Бери, пока дают!

Смольников, как и в лучших своих фильмах, был весьма убедителен – словно бы опять надел маску философа и прорицателя. «Неужели все они такие? – подумал Глеб. – На сцене восхищают своей игрой, так и брызжут по сторонам своей значительностью, а на поверку оказывается, что внутри пустые».