Она замерла у ярко-красного деревянного щита, пристёгнутая к нему чёрными ремнями. И вдруг женщина бешено задёргалась всем телом пытаясь вырваться из держащих её пут. Я бы не стал очень обвинять её за это. В конце концов, не смотря на все свои потуги, женщина оставалась точно в том же положении, что и прежде. Я застёгивал пряжки на её конечностях вовсе не для того, чтобы она смогла освободиться. Да, она была великолепной женщиной, и костюм, плотно облегавший её тело, это прекрасно подчёркивал. Её горло просто умоляло об ошейнике. Её бедро требовало выжечь на нём клеймо. Наконец, она выдохлась, и лишь тихо хныкала, немного подёргивая ремни. Она уже поняла, что абсолютно беспомощна. Конечно, нам, для этой части представления, было важно именно то, что она была свободной женщиной. Ну, кто в толпе заинтересовался или побеспокоился, или вздрогнул бы от ужаса, если бы увидел в такой опасности рабыню? Какой сбор мы поимели бы с этой аудитории? Боюсь, крайне мало монет зазвенело бы в нашей копилке за такое столь не захватывающее представление. Конечно, у любой рабыни есть некоторая ценность, по крайней мере, для её владельца, даже если и не очень высокая. И любую из них можно купить или продать. Кто же захочет рискнуть одной из них таким глупым способом? Зато, с другой стороны, у свободных женщин, которые будучи бесценным, практически не имеют вообще никакой ценности.
— Разойдитесь, пожалуйста, — сурово предупредил Бутс. — Дайте ему место.
Гробовая тишина вдруг накрыла площадь. Люди напряжённо смотрели, как я выхожу позицию.
— Леди, позвольте мне заранее попросить Вашего прощения, — сказал я, — если я вдруг случайно попаду в Вас.
— Чего это Вы просите прощения заранее? — полюбопытствовал Бутс.
— А вдруг впоследствии будет не у кого? — пожал я плечами.
— Разумно, — признал он.
Леди Янина застонала, и ещё раз слабо дёрнула ремни. Её запястья были растянуты в стороны и чуть выше головы, а ноги широко расставлены. Если этот щит сейчас упал бы назад, то положение лежащей пленницы было бы немедленно признано обычной рабской позой, той, в которую девушек весьма часто раскладывают для интимного использования.
— Соблюдайте тишину, — предупредил Бутс публику. — Нужна абсолютная тишина.
Один парень в толпе вдруг громко чихнул. Подозреваю, что это был тот самый, оплёванный.
— Пожалуйста! — попросил Бутс.
— Кажется, мне в глаз что-то попало, — сказал я, отчаянно моргая.
— Ты в порядке? — забеспокоился антрепренёр.
— Да, — ответил я. — Уже в порядке.
— Это правда, что Ты иногда всё же промахиваешься? — с тревогой поинтересовался у меня Бутс.
— Изредка, — признался я.
Бутс удивлённо посмотрел на меня.
— Никто в этом мире не совершенен, — пожал я плечами.
— Бросай, — наконец, решительно сказал Бутс, махнув рукой.
Я неторопливо вытащил первую кайву из ножен, и покачал ей руке, привыкая к тяжести клинка, а затем повернулся к Леди Янине лицом.
— Что это с нею? — удивлённо спросил я.
— Да она в обмороке, — усмехнулся кто-то из зрителей.
12. Беседа с «Монстром» и наказание рабыни
— Как произошёл тот несчастный случай? — поинтересовался я.
— Какой ещё несчастный случай? — переспросил он.
На доске оставалось четырнадцать жёлтых фигур и восемь красных. Как раз я в этот раз играл красными.
В течение нескольких последних недель я путешествовал с труппой Бутса Бита-тарска. За это время мы давали представления в многочисленных деревнях и городах, иногда под их стенами, я изредка даже вдали от них, когда приближаться к городу нам не разрешали. Частенько мы выступали вблизи сельских мельниц, на постоялых дворах, перед зернохранилищами, таможенными заставами и просто сараями и перекрёстками дорог, везде, где могли найти зрителей. Во всё это время мы постепенно продвигались на северо-запад, медленно приближаясь к побережью Моря Тасса.
— Насколько я понимаю — пожар, — пояснил я.
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Ты носишь маску, — напомнил я.
— И что?
— Я, том несчастном случае, который повредил и изуродовал твоё лицо, — решил уточнить я, — и сделал его таким, что, насколько я понимаю, женщины могли бы с воплями убежать от одного его вида, а мужчины просто похватав дубины, прогнали бы Тебя от своих домов, как некое омерзительное животное.
— Ты пытаешься отвлечь меня от партии? — поинтересовался он.
— Нет, — сказал я.
— Тогда, твой ход, — кивнул он. — Свой я уже сделал.
И я вновь обратил всё своё внимание на доску.
— Хм, не думаю, что эта партия затянется надолго, — признал я.
— И Ты полностью прав, — усмехнулся он.
— Зато, за все несколько сотен наших партий, — заметил я, — никогда ещё у меня не было столь выгодной позиции, как сейчас.
— Выгодная позиция? — заинтересовался игрок.
— Само собой, — кивнул я.
— Ты сейчас о чём? — он спрашивал.
— Обрати внимание, — сказал я, перемещая своего Всадника Высокого Тарлариона на Посвящённого Убара — восемь. — Если Ты не защитишься, то следующим ходом будет захват твоего Домашнего Камня.
— Это всего лишь кажется, — отмахнулся он.