Я аккуратно раскатал её платье от того места, чуть выше груди, где оставил его для удобства осмотра её тела на предмет наличия клейм, и затем расправил его, медленно проведя ладонями по её талии и бёдрам. Платье было столь тонким, что мой жест получился очень интимным. Мне даже не хотелось прервать это, но рано или поздно всё хорошее заканчивается, закончилось и платье, там, где это и предполагалось, около её лодыжек. Я ещё немного подкорректировал положение платья, чтобы её скромность могла бы быть защищена, настолько, насколько она вообще могла быть защищена в столь неосновательном предмете одежды разрешенном ей. Что и говорить, я действительно, натянул это платье немного плотнее, чем это, возможно, было необходимо. Это вполне понятно и простительно. Всё же она была красива и связана.
Кстати, прежде чем отправиться на эту опушку, я ненадолго заглянул в свой лагерь.
— Учитывая, что она, судя по всему, свободна, — объявил я, — Я заявляю свои права на неё как на свободную пленницу.
— Нет! — отчаянно выкрикнула она.
— Отлично, — похвалил Бутс.
— Нет, нет! — простонала она сквозь душившие её рыдания, дёргаясь в держащих её путах.
Мы уже были знакомы с этой женщиной. Рывком посадив её, я посмотрел ей в глаза.
— Ты — моя пленница.
— Пожалуйста, нет! — прошептала она.
— Тебе решать, — пояснил я, — какой именно пленницей Ты будешь, по крайней мере, некоторое время.
Она испуганно смотрела, как я извлекаю из своей сумки немного зазвеневшего металла, того самого, ради которого я и сделал остановку в своём лагере, по пути у этой поляне. Перед её расширившимися глазами покачивались стальные кольца, соединённые между собой четырьмя крепкими тяжёлыми звеньями.
— Ты желаешь это? — спросил я.
— Да, — прошептала она. — Близкие кандалы.
Я накинул браслеты на её щиколотки. Её ноги теперь были скованы и могли разойтись не более чем на четыре дюйма. Она сама предпочла сохранить свои честь и скромность. Безусловно, учитывая огромное количество способов, которыми мужчины могут использовать женщину для своего удовольствия, этот вопрос был скорее символическим. Лишь когда ножные кандалы были надёжно зафиксированы на ней, я развязал верёвки разбойников, удерживавшие ноги женщины вместе. Её стопы разошлись ровно на столько, насколько позволила ей цепь. Руки всё также оставались связаны за спиной.
— Как Ты оказалась в плену у разбойников? — полюбопытствовал я.
— Начальство было мной недовольно, — объяснила она. — Людей у меня забрали. Из одежды позволили только короткую тунику, почти такую, как носят рабыни. Даже вуаль мне носить запретили. Выдали маленький кошель с монетами, ровно столько, чтобы не умереть с голоду, и приказали отправляться в штаб, в одиночку и пешком.
— В одиночку и пешком? — переспросил я.
— Да, именно так, — сказала она с горечью.
— Догадываюсь, что они не ожидали, что Ты закончишь своё путешествие успешно, — усмехнулся я.
— Кажется, они были правы, — согласилась она.
Я улыбнулся. Вот уж не подумал бы я, что её начальники хуже, чем все остальные сознавали опасности гореанских дорог. Красивая женщина, откровенно одетая, да ещё и без вуали, одна, пешком, не могла оказаться вероятной кандидатурой на то, чтобы миновать гореанскую местность безнаказанно. По-моему, их приказ практически был равносилен приговору к порабощению. Сомневаюсь, что они ожидали видеть её снова, если только не в рабской тряпке и ошейнике.
— Разбойники схватили меня вчера вечером, — сказала она.
— Но, кажется, Ты одета, не как рабыня, — заметил я.
— Ту одежду, что мне выдал мой начальник, забрали грабители, — пояснила она. — Они решили, что они не соответствуют моему статусу свободной женщины, и приказали мне переодеться в платье, в котором Вы меня видите сейчас.
— Хм, весьма чутко с их стороны, — признал я.
— Но оно же такое тонкое и почти прозрачное! — возмутилась она.
— Конечно, — усмехнулся я.
— Подозреваю, что оно действительно отмечает меня как свободную женщину, — она сказала, — но скорее всего, лишь для того, чтобы несколько поднять мою цену в случае, если бы они собрались предложить меня работорговцам.
— А ещё, несмотря на его длину и вид, оно довольно откровенное и выставляет твою фигуру в самом выгодном свете, — добавил я. — Несомненно, торговцу доставило бы удовольствие сорвать с Тебя это платье, выставив твои прелести на показ для оценки, как потенциальной рабыни.
— Да, — с горечью признала она мою правоту.
— Не бойся, — сказал я. — Я найду Тебе кое-что ещё из одежды.
— Спасибо, — неуверенно сказала она.
— Был ли у разбойников где-нибудь поблизости ещё один лагерь? — спросил я.
— Нет, — ответила женщина. — Прошлую ночь они провели в другом месте, но этим утром ушли оттуда, уничтожив все следы своего там пребывания. А днём они тайно в лесу встретились с одним мужчиной с фургоном. Ему они продали большую часть своей добычи.
— Очевидно, они продали ему далеко не всё, что у них было, — усмехнулся я, переведя взгляд с неё на другую связанную женщину, лежавшую голой на земле, и потом обратно.