Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая

– Сплюнь, мне и так от него проходу в город нет, – и, состроив забавную мордашку, Маруська трижды перекрестилась.

Быстро облачившись в свои наряды, мы собрались в короткие сроки, проигнорировав макияж. На такой адской жаре, это казалось бессмысленным делом, особенно когда от свежего и чистого воздуха наша кожа и так сияет здоровьем.

У подъезда раздался гудок, и мы высыпались всей шумной компанией во двор.

Вечер не спеша опускался на город, принося с собой прохладу с высоких гор и свежесть озер. Это было мое любимое время суток, когда можно вдыхать полной грудью воздух, любуясь алым закатом.

Центральная площадь была забита сотнями людей, из огромных колонок орала музыка, детвора носилась туда – сюда. Для них был отведен целый сектор с разнообразными аттракционами, и наши мальчишки потянули нас к батутам и качелям. Угощения разносили переодетые скоморохи, на подносах которых были разнообразная выпечка и лимонады.

Маруська умчалась, увидев кого – то в толпе, а я, оставив детей на Эмму Петровну, бродила по площади, с интересом разглядывая местные выставки, и работы гончаров.

Вдруг по спине прошелся ворох мурашек, так бывает, когда чувствуешь чужой взгляд. Я повертела головой в разные стороны, и, не заметив ничего подозрительного, решила отправиться поближе к мальчишкам. В сердце забилась тревога, и я уже буквально расталкивала людей, чтобы быстрее добраться до детей.

Увидев их сидящими рядом с Эммой Петровной и уплетающими пироги за обе щеки, я с облегчением выдохнула, когда Артём, увидев меня, подскочил на ножки и бросился ко мне, цепляясь за мою юбку.

– Что случилось сынок? Ты соскучился или… – слова застряли в горле комом, взгляд зацепился за цепочку, свернувшую на его шее, убегающую за воротник его рубашки. Еще час назад на его шее ничего не было. Дрожащей рукой, я потянула за нее, не веря собственным глазам. Эмма Петровна проследив за моими действиями, вскрикнула, схватившись за сердце, а у меня земля поплыла из – под ног. На груди мальчика сверкала филигранная тонкая золотая подвеска с моим изображением, на второй стороне которой добавилось еще одно изображение. Артема. Такое, как он есть сейчас.

Я вскочила, хватая воздух как выброшенная на берег рыбина, трясясь всем телом, и дико озираясь по сторонам, не в силах вымолвить ни слова, испугав детей. Артем заплакал, а за ним и Ронни, как заведенный повторяя, что крашение Артему дал их друг.

Этого не может быть, просто не может быть. Повторяла я как мантру, крепко схватив сына на руки, придираясь через толпу, таща за собой упирающегося Ронни.

– Эмма Петровна отыщите Маруську, мы уезжаем, – истерично прокричала я, гонимая демонами прошлого, чувствуя, как падаю в бездну, и с каждой секундой легкие покидает воздух и сердце замедляет ход. Это какой – то сюрреализм, отвратительный розыгрыш. Или кто – то узнал про нас, и теперь нам нужно было вновь скрываться. Я не замечала, как слезы катятся по лицу и окружающие стали коситься на меня и перешептываться друг с другом.

Добравшись до деревьев, где располагалась парковка, я поставила Артем на ноги, когда он едва коснувшись земли, вырвался и бросился за мою спину, а за ним и Ронни.

– Паааапа, – его крик выбивает остатки воздуха из легких, – папа я показал маме твой подарок, теперь мне можно всем сказать, что ты мой папа? Теперь можно?

Тонкому детскому голоску вторит Ронни.

Резко обернувшись, не веря своим ушам, я увидела фигуру высокого широкоплечего мужчины, отделившуюся от ствола дерева, выходящего на свет, чувствуя, как разрываются внутренности. Реальность разлетается в дребезги, и сердце пронзает острая боль. Я до боли закрываю глаза, боясь того, что это мои галлюцинации, но когда открываю, мужчина замирает, глядя на меня, и в его взгляде столько муки и боли.

Еще не до конца осознав, не до конца поверив, не успевая опомниться, ноги сами несут к нему. С душераздирающим криком врезаюсь в его тело, орошая слезами ткань его черной рубашки, подхваченная сильными родными руками. С диким воем втягиваю в себя его запах, чувствуя как земля ускользает из – под ног.

Отталкиваю его от себя, и не жалея рук, бью его по лицу. Сильно, я знаю, ему больно, но он стойко выдерживает все, и я будто перегораю. Эмоции выжигают меня до тла, обессиленно повисаю на его руках, под недоуменные взгляды детей и любопытных зевак.

– Милая моя, любимая, простииии – надрывно хрипит куда – то в область груди, крепко прижимая к себе, до хруста в ребрах, – я бля*ь просто не мог по другому, не мог, Ди… маленькая моя… – обрывается, впиваясь в мой рот вгрызающимся поцелуем, вдыхая в меня кислород.

Дает знак кому – то и детей уводят, я лишь в трансе наблюдаю за происходящим. Влад, подхватив меня руки, несет к огромному белому гелендвагену, опускает на переднее сидение, а сам занимает водительское, и срывается с места. Мы едем, не нарушая молчания. На слова у меня не осталось сил, с меня будто выкачали весь кислород, я обезвожена и все на что хватает сил, это цепляться крепко за его руку.