Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая

Потом позже прокручивая в голове каждое слово, я представляла лицо Влада, когда он увидит меня живой и относительно здоровой. Карим говорил, что он не сильно долго и искал меня, окунувшись после неудачных поисков пропавшей бывшей жены в свой буйный водоворот жизни. Мой муж так и остался партнером в новом проекте, который и будет презентоваться в Перу. Я с ужасом представляла нашу встречу, холодея только от одной мысли, что увижу его. По сравнению с теми тремя месяцами нашей разлуки, год жизни без Влада казался целой вечностью, пропитанной пустотой и отчаянием. Ждала ли я его? Ждала. Мне казалось, что он должен был чувствовать меня, ползти за мной по запаху, как собака… Каждый гребанный день я прислушивалась к звукам внизу, к беготне за окном, наивно полагая, что он бросит меня . Но увы, или он был слишком занят, или забыл, или черт его знает чем он был занят. Господи, какая же я дура! Может он и несильно горевал, или не горевал вовсе!

В кроватке завозился и закряхтел Тёма, потягивая крошечные кулачки к верху. Беру на руки это крошечное создание, испытывая неимоверную любовь к не сводящему с меня пытливого взгляда малыша, и прикладываю к обнаженной груди. Он сразу ухватился за сосок, и с громким чмоканием принялся трапезничать, деловито поглядывая на меня зелеными, как молодая зелень, глазами. Я улыбнулась про себя, как же он похож на Влада. И сразу тоска раскаленным клинком полосонула по сердцу. Он даже не знает, что я родила ему сына. Ах, как же мне его не хватает рядом с собой, его поддержки, рук, губ.

Малыш наевшись, выпустил грудь, смачно зевнул, и закрыл глазки. Я опустила его рядом с собой на кровать, не переставая улыбаться своим мыслям. Теперь у меня есть смысл жизни. Провожу пальцем по крохотному лобику, едва прикрытому темными волосиками, задеваю единственную ямочку на щеке. Мой сын улыбается во сне. Это хорошо. Пусть ему снятся хорошие сны, а придумаю, как нам выбраться отсюда.

День начинается в суматохе. Наш отъезд превращает дом в гудящий улей. Джайгу командирским тоном отдавала приказы, слуги в спешке сновали туда сюда. Собрав сына, я спустилась вниз. Карим нервно расхаживал по гостиной, и выглядел невменяемым.

–Ты готова? Нам пора.– Нервный взгляд скользнул от макушки до пят, кривясь, словно от зубной боли. Отвечать я посчитала излишним.

На улице к нам подошла женщина средних лет, аккуратно причесанная, и одетая в униформу всех домашних слуг, протягивая руки к моему ребенку.

–Малец поедет в другой машине. Не хватало еще терпеть бесконечный вой младенца всю дорогу.– Меня аж затрясло от мгновенно вспыхнувшей ярости.

– Тогда я тоже поеду в другой машине.– Твердо и безопеляционно произнесла я, направляясь к машине стоящей поодаль.

Карим тут же коршуном впился в мой локоть.

– Ты оглохла, дорогая,– тихим зловещим голосом, проскрипел над самым ухом. Женщина в ужасе переводила взгляд с меня на хозяина, не прекращая попыток отобрать у меня ребенка.

– Ребенок поедет со мной, и точка!– Твердо смотрю в его глаза, крепко сжимая свой сверток. Сын мирно посапывал на руках матери, не подозревая, о разыгравшихся баталиях.– И потом он совершенно спокойный малыш.

–Я выкину его в окно, если он будет орать в дороге.– Прошипел, отступая Карим, и с силой дернул меня в сторону черного джипа.

Малыш совершенно спокойно вел себя в дороге, мирно дремая, прерываясь лишь на еду. Каждый раз, когда я прикладывала его к груди, ловила на себе полный отвращения взгляд моего «мужа», внутренне усмехаясь. Можно подумать, что после всего, что со мной произошло, я буду смущаться от таких вот колких взглядов.

Сдерживаю улыбку, стараясь сдержать истерический хохот. Он бы удивился, узнай, как я изменилась за последнее время. Сейчас я готова сражаться за себя и за своего сына, зубами выгрызать свое право на свободу. Я готова его убить, настолько он был ненавистен мне. Можно сказать, что его руки по локоть в крови и соврать. Он давно захлебнулся в крови, закопал себя в трупах невинных девушек. Из всех его жертв только одна не идет у меня из головы. Девочка. Содрогаюсь, при воспоминании о ней. Еще совсем ребенок. Я долго обливалась слезами, жалея ее, других девушек, себя. Я, будучи теперь матерью, представляла, как мечется ее мать, рвет душу поисками и надеждой. Она не знает через что прошла ее дочь, как мучительно погибала. Она еще надеется. Нет, я не видела ее живую, я видела ее мертвую. Вернее то, что от нее осталось. Я была в той самой комнате страсти, вернее, прилегающей к ней ниши. Мой супруг решил напомнить мне, с кем я имею дело, хотя я и не забывала никогда об этом. После каждого его захода в тоненькое окровавленное тело, он бросал взгляд в мою сторону, зная, что я не отвожу глаз от дикой и тошнотворной картины.

Меня рвало потом очень долго, и когда он вошел в мою комнату, отмывшись от ее крови, все что я могла, это безучастно смотреть в потолок, представляя себя на ромашковом поле, далеко от сюда, в недосягаемости от всех, пока он не покинул меня.