Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая

– Владислав Генрихович, я пытаюсь его покормить. Илья уже четвертый раз поехал в магазин. Вт полюбуйтесь,– жестом показала на два стола заваленными различными коробками, пачками, и железными банками с изображением малышей.

–Это смеси?– Взяв в руки первую попавшуюся банку, прочитав название.

–Но он отказывается есть! Я просто не знаю что делать! Ребенка нужно накормить!

–Так дружок, – аккуратно с опаской беру его на руки, забирая с рук экономки бутылку с белой смесью внутри,– я понимаю, что мы предлагаем тебе меню методом тыка, и совсем не знаем, что обычно ты привык кушать, но тебе придется это съесть. – Эмма Петровна лишь покачала головой, со вздохом подавая еще одну бутылку.

– Мы запаслись,– разочарованно добавляет, – почему вы не узнали чем его кормить?

– Эмма Петровна, догадайтесь с трех раз! – Я его мать убить готов, а не разговоры говорить.

Вздохнув, Эмма Петровна, показала, как положить ребенка для кормления. Малыш твердо взглянув сначала на меня, потом на бутылку, и я готов поклясться, что он вскинул подбородок вверх, демонстративно отвернувшись в сторону.

– Именно это я и имела ввиду.

–Нет, друг, – решил взять мальца авторитетом, – тебе придется это все съесть. До последней капли, – добавляю, вновь прикладывая бутылочку к его губам.

Те в свою очередь подозрительно задрожали. Стоило только отвести бутылку со злополучной смесью подальше, как на его лицо возвращалось недовольно, и крайне обиженное выражение лица, но, Слава Богу, без признаков истерики.

– И что же нам делать? – Сдался я, прижимая ребенка к себе. Тот в свою очередь широко открыв ротик потянулся к обнаженной груди, а именно к соску. Я едва его с рук не выпустил, смачно выругавшись!

– О, Господи, Влад Генрихович…

– Эмма Петровна, спасибо конечно, так меня еще никто не называл, но…

–Нет нет, малыш вероятно грудной! – Произнесла она, ни мало не прояснив для меня ситуацию. Видя мое непонимающее лицо, добавляет со смехом.– Очевидно, он берет только материнскую грудь, от того и противиться искусственной соске.

– И что это значит? Не говорите загадками, я измучен не меньше вашего!

– Нужно привезти его мать, что здесь не понятного!

Нет.

Одно короткое слово срывается с губ, но Эмма Петровна, осеклась, с укором качая головой. Что это ее сегодня заклинило, что ли?

– Илья куда умчался?

– Он вычитал в интернете о супер смеси западных производителей, и поклялся, что таки сможет его накормить.

– Вот и отлично. Раз поклялся, значит накормит. Будем его ждать.

Но стоило только передать ребенка в руки и скрыться с поля зрения маленького террориста, как с верхнего этажа снова послышался душераздирающий крик.

Он преследовал меня в душе, когда брился и одевался. Даже в кабинете на первом этаже. Янка забилась где-то, не смела высовываться после утреннего инцидента, опасаясь быть отправленной восвояси.

Вернувшись Илья поднялся на второй этаж, а я, наматывая нервы на кулак, расхаживал взад вперед по кабинету, с силой захлопнув крышку ноутбука. Сейчас в голове было пусто как в церковном колоколе, в котором эхом звенел детский плач.

Маленький манипулятор! И в кого он такой? У Абу кишка тонка была в общем, не говоря уже о том чтобы так манипулировать в его то возрасте!

А этот надменный взгляд? Он мог поспорить разве что с моим собственным…

И тут я мысленно сам себе отвесил оплеуху. Эк куда меня понесло. Проклятые инстинкты, как разбушевавшиеся гормоны, плясали на нервах, уводя в своем неизменном танце туда, откуда потом вернуться будет практически невозможно.

Запрещаю себе думать, питать надежды и иллюзии, которые лезут, нет бьют фонтаном, ложась на изболевшее сердце, целебным бальзамом.

Крик наверху, стал еще громче и яростней, и я снова громко выругавшись, потянулся к телефону, приказывая готовить самолет. Придется ее доставить сюда.

Глава 15

Диана

 Я вспоминаю,  какой  беззаботной я была когда – то. Еще тогда Влада не было в моей жизни, и она не была омрачена  тяжелым будущим, караулящим меня за углом, словно голодная кошка свой улов.  Я, разбросив руки в стороны, бегу по ромашковому полю за дачей у бабушки, заливисто хохоча, и только глубокое синее небо над головою  повисло, с завистью наблюдая за беспечной девчонкой.  Крохотный домик, притаившийся на окраине  густого леса, не поражал своей изысканностью и масштабами. Зато  он запомнился теплом и любовью, пропитавшей каждый кирпичик простого маленького домика. Это время бесценное. И пусть я не познала материнской любви, но нельзя сказать, что я была несчастна. Наоборот.  Понимаю, что воспоминания о матери хоть и вносили тоску в детское сердце, но не смогли его исковеркать и очернить.