Лицей 2017. Первый выпуск

— Бедненький. Это больно?..

— Ничуть. Но, к сожалению, заразно. А еще неизлечимо, да.

— Я могу спросить, как это случилось? — осторожно спросила прежде казавшаяся мне диковатой Арина (и откуда в ней столько такта вдруг нашлось)?..

— Как я заразился? Меня родила инфицированная женщина. Что ещё сразу объяснить, чтобы постоянно одни и те же вопросы не всплывали?

Она замялась:

— А сколько… сколько…

— Сколько я проживу? — уточнил я. — Не знаю, и никто не знает. Говорят, есть такой вариант, что можно мучить планету весь свой биологический возраст…

— Ну и прекрасно, — пожала плечами Арина. — Ты мне только дай что-нибудь про ВИЧ этот твой почитать или видео какое посоветуй посмотреть… Для общего развития. Не, ну про презервативы я знаю, конечно, а больше ничего…

— И еще что от СПИДа умер Меркьюри, да?

— И Айзек Азимов, — добавила Арина.

Она задёрнула шторы.

Арина поселилась у меня. Ее мама и правда была не против. Фантастика — ведь мы были знакомы всего несколько дней.

— Шестнадцать лет — это, в общем, нормальный возраст, чтобы жить с мальчиком, — излагала Галина Геннадьевна у меня на кухне свою позицию. — Не запру ж я её дома, если она так влюбилась… Главное, предохраняйтесь… Она для ребёнка еще мала, да и тебе-то всего восемнадцать. Ты не думай, что я от Аришкиных дел отстраняюсь — я ей 500 рублей в неделю буду давать и всё ей покупать, что надо — ну, одежду, учебники… В школу буду наведываться, если надо. И к вам буду заходить. Ну, по звонку, конечно…

Она говорила торопливо — внизу, в машине её ждал тот самый Володя, Аринин новоиспеченный отчим.

— Противно, — сказал я Арине, когда ее мама ушла.

— Ты о чём?

— О том, что она ко мне хорошо относится до того момента, пока не знает, что у меня ВИЧ.

— Это конечно… — согласилась Арина. — Но ведь и ты не готов говорить о ВИЧ, как об обычном заболевании. Ну, как если бы у тебя был диабет. Представляю, как ты боялся мне об этом сообщить… Начни с себя.

Я медленно закипаю. Я закипаю? Это интересно.

— То есть я сам виноват, что с детства меня в хлорную яму затаптывают? Так?..

— Ты виноват в том, что чувствуешь себя виноватым. Ясно тебе? Или я непонятно объясняю?

До меня начало доходить. Она была, конечно, права, но я привычно юродствовал.

— Ну, теперь я жду пару заключительных выводов из американской психотерапии, что надо полюбить себя и блаблабла, — проворчал я.

— Вот ты смеёшься, а ведь это так и есть, — укоризненно сказала Арина. — Иногда самая попсовая истина из какого-нибудь тупого паблика «ВКонтакте» оказывается настоящей правдой. Но мы слишком умные и циничные, чтобы это принять, да?

Она всё это говорила вроде бы между делом. Мы как раз в четыре руки чистили ванну, ещё в прошлом веке покрывшуюся колкой ржавой чешуей. (С Арининой подачи мы активно приводили запущенную квартиру в порядок: «Твою болезнь я не вижу, а вот квартира твоя точно больна», — говорила мне она, и мы переклеили обои, покрасили подоконники и даже перестелили линолеум). И я все эти дни ходил с блаженной улыбкой: со мной рядом не девчонка шестнадцати лет, а генератор мудрости и душевности. За что мне такое счастье? Может, я правда клевый чувак, и действительно этого достоин?..

— Я люблю тебя, — сказал я.

Нечаянно сказал, представляете? Само вырвалось.

— Чего? — переспросила она и отвлеклась от неподатливой ржавчины, взглянув на меня будто бы удивленно.

— Да ничего, — смутился я.

В её стиле было бы сказать на это что-то типа: «Спасибо, конечно, а я-то думала, между нами только секс. Может, пивка?», — но она ответила очень серьёзно:

— Я тебя тоже.

Вот и всё, сюда, в мою ванную, можно было звать тетеньку из загса, священника, да хоть Господа Бога.

Мы откусили наш кусочек вечности.

Каждые три месяца в СПИД-центре меня ждал Санпалыч, главный инфекционист. Он называл меня «старина». Конечно, мы же уже восемнадцать лет знакомы.

В этот раз я пришел к назначенному времени, а его не было. Пришлось ждать в коридоре. Образовалась очередь. Двое явных гомосексуалов (когда я был ребенком, они составляли куда более обширную часть моих товарищей по диагнозу, а теперь теряются на общем фоне), с десяток девчонок и парней, с виду обычных студентов, несколько серьёзных, будто утюгом приглаженных мужчин около сорока, а ещё молодые мамы с детьми на коленках… Некоторые из них мне наглядно знакомы — посещения инфекциониста у нас примерно в одни даты, мы обмениваемся кивками и дежурной фразой «Ну, как клеточки?».

Особняком держалась женщина ближе к пятидесяти годам. Думаю, это один из ее первых приходов в СПИД-центр — на ней не было лица. Ничего, привыкнет. Это теперь на всю жизнь.

— Как думаете, может, мне противотуберкулезную попить? — спрашиваю я Санпалыча.

— Так у тебя же нет туберкулёзных проявлений уже года три. Зачем? Что-то беспокоит?

Я замялся:

— Да нет…

— Ну тогда с противотуберкулёзными подождем пока. Клетки хорошие, иммунный статус приличный. А настроение как?

— Прекрасное, — улыбнулся я.

Он поднял на меня глаза.

— Влюбился, что ли?

— Ну, типа того, — хмыкнул я. — А всё-таки, Санпалыч, может, изониазида мне, а?..

— Смотри сам, но я не вижу причин.