Лицей 2018. Второй выпуск

Директор Суглобов распорядился пустить по рядам микрофон для обратной связи. Ответив на ряд стандартных вопросов, я уже собирался всех поблагодарить за внимание, как слово взял лысый старикан с закатанными по локоть рукавами, больше похожий на бармена из вестерна, чем на учителя или завуча. Судя по тому, что в групповых занятиях он не участвовал, старикан не работал под началом Добруда Егоровича.

— Стыдно смотреть, как этот заезжий пройдоха вас охмуряет! — изрек лысый. — Морочит вам голову, а вы и уши развесили. Стыдно, коллеги!

— Евгений Степанович, не начинайте, — предупредил Суглобов.

На Евгения Степановича покосились со всех сторон. Он крепче сжал микрофон и, уставив на меня негодующий взгляд, заявил:

— Вы шарлатан! Волк в овечьей шкуре! Вы проповедуете лживые ценности. Команда, говорите? Вот у нас в школе настоящая команда. Весь коллектив по утрам поет гимн, у нас есть своя театральная труппа из учителей. Мы вместе выбираемся в походы…

— Евгений Степанович, довольно, — сказал Суглобов.

— … катаемся на лыжах…

— Евгений Степанович!

Лысый, на которого отовсюду шипели, неохотно сел.

В личной беседе после тренинга Добруд Егорович велел мне не обращать внимания на невоспитанного чудака.

— Впервые слышу, чтобы в устной речи употребляли слово «пройдоха», — признался я.

— Это Тунцов, директор соседней школы, — объяснил Суглобов. — Вечно придирается, доискивается чего-то. Обыкновенная зависть.

7

По пути на обед Суглобов с гордостью, словно перед инспектором, распространялся о нововведениях в гимназии: о кружке французского языка, о киноклубе, об организованном школьниками музее современного быта, об экспериментальных методиках преподавания истории и литературы.

— Благодаря экспресс-курсу кратких содержаний, вся мировая классика оседает в головах наших детей. Вы, например, Максим Алексеевич, читали Флобера?

— Кажется, что-то, — соврал я.

— А Ибсена?

— Нет.

— А наши ученики читали!

В гимназии интернет не ловил, как и в гостинице. Рыжов объяснил, что это нормально для Заполярья, зато в центре города есть развитая сеть интернет-кафе.

В столовой организовали нечто вроде шведского стола. Я положил себе глазуньи, набрал в плошку мороженых ягод вместо десерта и налил четыре стакана апельсинового сока.

— Да разве это обед! — сказал Суглобов. — На Севере с таким скудным рационом вы завтра кони двинете, уж простите за прямоту. Попробуйте сушеной оленины! Местное лакомство.

Из вежливости я взял несколько кусочков «местного лакомства». На вид оленина напоминала наструганную мелкими полосками дубленку или кожаную сумку. Я будто пожевал корабельный канат. Даже апельсиновый сок не перебил противный вкус.

Ко мне с тарелкой каши и бокалом капучино из кофе-машины подсел тот самый странный педагог в поношенном вельветовом костюме, усердствовавший на тренинге. Лицо долговязого казалось потертым, точно мужичок ежедневно царапал его сухим льдом. Выбрит чудак был тщательно, а короткие седеющие волосы хранили борозды от расчески. От учителя слабо пахло туалетной водой. Бейдж свидетельствовал, что его зовут Стальваром Дмитриевичем Кубышкиным и работает он учителем химии. Стоило усилий не рассмеяться от вопиющей диспропорции между именем и фамилией.

Лицо Кубышкина освещала все та же полубезумная улыбка, что и на тренинге.

— Максим Алексеевич, браво! Я восхищен! Вы прямо-таки зарядили нас энергией. Как будто на сеанс терапии сходил!

— Это тоже в своем роде терапия.

— Я читал вашу книгу о дискурсе, — сказал учитель. — Великолепный подход. Революционный даже.

— Славно.

— Скажите, пожалуйста, в чем все-таки основное различие между либеральным дискурсом и патриотическим?

Навязчивость Кубышкина раздражала. Крупными глотками я осушил стакан с соком и произнес:

— Различия не столь уж фундаментальные. Представьте себе черно-белый мир, как на старых фотографиях. Представили?

— Это несложно, — сказал довольный педагог.

— Так вот, для либералов и для патриотов мир черно-белый. Остальные цвета — это оттенки черного и белого, их вариации. Причем то, что для патриотов белое, либералами видится исключительно в черных тонах. И напротив, то, что является светом для либералов, патриоты воспринимают как мрак. Например, для патриотов белое — это Кремль и парад на День Победы, а черное — это гей-парад и «Макдоналдс». Для либералов наоборот. И неважно, что Кремль красный, парад на День Победы — цвета хаки, а гей-парад, хм, голубой. Даже одних и тех же людей эти социальные группы называют по-разному: Айн Рэнд для кого-то не больше, чем Алиса Розенбаум.

— Ничего себе, — вымолвил Кубышкин.

— Я как раз пишу продолжение книги «Быть в дискурсе». Там расскажу об этом подробнее.

Учитель замялся.

— Максим Алексеевич, а вы за кого, — спросил он, — за либералов или патриотов?

— Не сочтите за высокомерие, но я за здравый смысл.

После обеда я наконец-то добился от Рыжова программки. Видимо, Антонина настучала ее на клавиатуре прямо в кабинете информатики.

Четверг, 19 октября

12:00–14:00 — тренинг для учителей «Коллективная сплоченность».

15:00–17:00 — тренинг для учеников «Дорога в жизнь».