— Нельзя проигнорировать то обстоятельство, что ваши показатели результативности снизились, — произнес Рыжов. — Вы не справляетесь с нагрузками, можете выпасть в сон в ответственный момент. Такое случалось не раз.
Я вспомнил, как, задремав перед завтраком, опоздал на семинар в Нижнем Новгороде. Допустим, Рыжов проведал об этом случае.
— Вы еще в нарколептики меня запишите, — предложил я. — Человек дважды за год не разобрался с будильником. Ничего сверхъестественного.
Психолог притворился, что не расслышал моего резонного замечания.
— В вас затухла искра, — сказал он. — Служебные обязательства вы исполняете нехотя. Проведение тренингов превратилось для вас в привычку, если не в повинность.
— Это уже догадки.
— Вы летаете по России, выступаете перед публикой, но ваша работа вам осточертела, будем откровенны.
— И почему, интересно, я не уволюсь, если она осточертела, если она является источником непосильных нагрузок и бесконечного стресса? Нелогично получается, правда?
— К сожалению, все логично, — сказал Рыжов. — Вы боитесь покидать зону комфорта. Вам проще загнать себя до смерти, чем изменить мышление и образ жизни.
— Кому вы это говорите? Эта песня знакома любому психологу, имеющему хотя бы две извилины. «Вам нужно поменять отношение к себе, отношение к миру, тогда проблемы уйдут» — это слишком затасканный прием, чтобы убедить меня.
— Но ведь это правда — ваше нежелание меняться, — возразил Рыжов. — Вы даже программу тренингов не модернизируете. Не внедряете перспективные методы.
Вот же наглец!
— Не люблю хвастать, однако я написал одну из самых популярных книг по психологии за последние годы. Авторская концепция дискурсивных практик — это как раз яркий пример модернизации.
— Перенесли ряд терминов из философии в практическую психологию, — сказал Рыжов. — Невелика заслуга. Схожим образом поступили саентологи, наполнив свое учение тучей понятий: клир, одитор, рикол, реактивный ум и так далее.
— Саентологи зарабатывают на промывании мозгов, — сказал я.
— А вы трудитесь бесплатно и жаждете помочь клиентам?
— Я стараюсь предоставить более-менее объективную картину.
— Более-менее. — Рыжов ухватился за удобное слово. — Более-менее. Что ж, вернемся к перспективным методам. Вы, например, не практикуете медитацию и не внедряете бодипозитив.
Вот в отказе внедрять бодипозитив меня еще не упрекали. Не вижу ничего прекрасного в том, что тридцатилетняя дева с жировыми складками, которая за тапочками наклониться не в силах, любуется в зеркале своим отражением и считает себя классной. Принимать себя — это здорово, но иногда годовой абонемент в фитнес-центр будет верным решением. Само собой, вслух я этими соображениями не поделился, так как Рыжов, который чудом умещался на табуретке, тоже не отличался точеной фигурой и грацией. Вместо этого я сказал:
— В медитации я преимуществ не вижу. Она попросту активизирует альфа-ритм головного мозга. Альфа-ритм снижает сознательность. С таким же успехом можно разучивать молитвы.
— Вы рассуждаете как советский психиатр, — сказал Рыжов.
Я снова лег. Устал, да и бесполезно. Когда специалист с самой низкой квалификацией вбил себе в голову что-либо, его не разубедишь. Лучший вариант — кивать и улыбаться.
— Вы устарели, — сказал Рыжов. — Вы редко обновляете свой «Инстаграм», у вас не отлажена обратная связь, как положено медийной фигуре вашего уровня. Вы почти не посещаете других тренеров.
— Да-да. Вся соль — в «Инстаграме».
— Вы в депрессии, поэтому не успеваете за эпохой. Вы замкнулись и не общаетесь с женщинами. Вас тянет к саморазрушению: к алкоголю, к вредным книгам…
— К книгам?
— Именно. К таким как «Крах наслаждения».
С этими словами психолог засунул руку во внутренний карман халата и достал мою книгу. Бездонные, должно быть, карманы.
Рыжов раскрыл текст на первой попавшейся странице и начал читать бесцветным голосом: «…проживая свои дни однообразно, словно катясь по узкой прямой, ты подрезаешь крылья каждому воробью, осмелившемуся взлететь. Твое непокорное сердце рвется наружу из прирученного тела. Угроза нависает незаметно. Ты не видишь ее: твоя юность погублена, наслаждения давно кончились, истина потерпела крах. И тем не менее опасность притаилась в твоем необузданном сердце…»
— Слабый фрагмент, — сказал я. — Пафосный и размытый. А книгу я читал для общего ознакомления с современной литературой.
— Звучит как оправдание.
Я махнул рукой. Чем оспаривать, разумнее набраться сил, сориентироваться в реабилитационном центре и попытаться убежать. Если в Нертенггове везде персонал работает, как в гостинице «Северное сияние», то шансы есть. Тем более что убивать и пытать меня вроде не планируют.
Если я, конечно, по-настоящему в реабилитационном центре.