Лицей 2019. Третий выпуск

В одной из комнатёнок, в конце чёрного, липкого (луной только освещённого) коридора было светло (будто кто-то зажёг лампадку). Но свет этот (тихий) как-то пугал (больничное в нём что-то). И обернуться страшно. И вперёд идти — тоже. Тревога шевелилась у Жорика на душе.

Комнатка оказалась тесная, жарко натопленная. Свет был жёлтый и гнусный (лампочка состарилась). За конторкой на бесконечно высоком табурете сидела женщина, немолодая уже, но и не старая: сидела, сморщившись и склонившись — как ветка дерева к зиме, — и перебирала какие-то бессмысленные бумаги. Глядеть на неё было больно, — но на кого же ещё Жорику было глядеть?

Нет, ну если попытаться… В комнатке были сирые старушечьи шкафы, уставленные непонятными папками, костями неведомых зверушек и бюстами разных известных (но не Жорику) личностей. Трёхлитровые банки с окурками были. Книги были. Кипы каких-то бумаг были. Вентилятор был. Тряпьё было. Стеклянки. Карандаши. Но не Наденька.

— Извините, — вступился Жорик робко.

— Что? Как? Вы кто вообще такой? — Женщина подняла голову в испуге и ещё быстрее стала перебирать бумаги.

Жорик ещё извинился. И ещё раз. И ещё. (Лепетал свои извинения он так быстро, что будто бы и не извинялся вовсе.)

— Я-то извиню, — говорила женщина, пристально вглядываясь в Жорика и так же, не глядя, перебирая бумаги, — пусть лучше Бог простит.

— Можно, пожалуйста, без Бога?

— Можно и без Бога, — согласилась женщина, всё ещё перебирая бумаги — будто карты тасовала. — Вам здесь что, собственно, надо?

— Вы не подскажете, где Наденька?

— Какая ещё Наденька?

— Низенькая такая. Блондинка. У неё ещё мимика смешная. Детская.

Женщина бросила бумаги и расхохоталась:

— Таких Наденек много! Вы вообще с чего взяли, что она у нас?

— Она мне так сказала. Искать её в этом доме сказала.

— И больше ничего?

— Ничего.

То ли от батареи, то ли от стыда Жорику сделалось жарко.

— Вы вообще знаете, что у нас за предприятие? — спросила женщина.

— Нет. — Жорик замялся, залез рукой под пальто и остервенело принялся чесать спину. — Я только знаю, что вы за свет не платите.

— За свет мы не платим! Смотрите-ка!

Она взглянула на бумаги. На Жорика. Улыбнулась жалостливо.

— Я вас отведу к управляющему. Может, и найдётся ваша Наденька.

Женщина соскочила со своего табурета и зацокала каблучками. Жорик едва за ней поспевал и всё норовил чиркнуть перед её носом зажигалкой, но женщина и в темноте прекрасно ориентировалась. Как кошка.

Они шли по коридорам (если это были коридоры), шли по залам (если это были залы), по цехам (если это были цеха). Жорик убрал зажигалку в карман: он просто шёл на цокот.

Они остановились: кажется, у двери. Женщина зашептала интимно:

— Он, правда, тёпленький сейчас, — но это ничего.

Распахнула дверь. Вошли. Какой-то невесёлый был в комнате свет.

— Вот, — сказала скупо женщина, показывая на Жорика, и тут же ушла. Жорик слушал удаляющиеся каблуки и считал бесконечные секунды.

Управляющий (с виду вовсе не пьяный) расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Он был во фраке, лысый. Интересного во всей комнате — только шахматный столик и торшер. Остальное — в полумраке.

— Новенький? — спросил управляющий, безразлично расхаживая.

— Что? Нет. — Жорик растерялся. — Мне бы Наденьку бы…

— Наденьку? — Лысый остановился и захохотал сипло.

— Да… Наденька! Она хорошенькая такая, ребёнок немножко. Я её ищу. Она здесь сказала искать…

— Здесь? Она дала вам этот адрес? А уж не подшутила ли она?

— А что? Что не так?

— Присаживайтесь. — Лысый указал рукой на стул у шахматного столика. Жорик сел. — Видите ли, у нас серьёзное предприятие…

Жорик сглотнул слюну. Теперь ему было холодно.

— У нас серьёзное предприятие… И не то чтобы Наденек у нас никаких не было, — может, и работает в цеху парочка… Но…

Жорик его перебил:

— Я уже умер?

Он внимательно всматривался в этого лысого, взглядом своим то вгрызаясь, то отпрядывая.

Излом бровей управляющего хихикнул, нос весело почесался, улыбка растянулась довольная, уши предательски заржали. Лысый смеялся, как самый настоящий чёрт.

— Нет же! Нет! Что вы!.. — А потом вдруг навёл мрака на своё лицо. — Как может умереть тот, кто никогда не жил?..

— Как — не жил?

— О-хо-ха! Какой вы всё-таки смешной! Шучу я, шучу.

Жорик не поверил:

— Точно шутите?

— Точно.

Жорик всё равно не поверил, а лысый уже подсел за столик:

— Партеечку?

Жорик знал, что никак не стоит сейчас играть, а всё-таки кивнул.

Они расставили фигурки, лысый зажал в кулаках две пешки. Жорик стукнул по левой руке.

— Белые… — сказал управляющий бессмысленно. Ещё минута, и руки уже плавали над доской. — А вы что же? Смерти боитесь?

— Боюсь. Все боятся. Только отвлекаются постоянно. Из этих отвлечений жизнь и состоит, по-моему.

— Ну это вы напрасно так… — Конь съел пешку. — Вы декадент?