Мария? Правда? Просто голос мужской.
— Та-ак… — говорю.
— По поводу вашего резюме. Удобно подъехать на собеседование?
И мы с мужиком по имени Мария договорились на завтра, в девять часов утра. Метро «Третьяковская». Это центр, совсем рядом со мной. Сто писят миллионов! Е-хоу-у!
Ну вот, насчёт собеседования договорилась, теперь можно посмотреть в окно. Час смотрела в окно. На улице пурга. Столько снега…
Я думаю, это конец света; хотя календарный конец света обещали два месяца назад, но это же Россия, здесь всегда так. Лето вот в прошлом году тоже на два месяца задержалось.
Я смотрю в окно на небоскрёбы бизнес-центра «Белая площадь». Через полчаса становится не видно… вообще ничего. Белая площадь такая белая.
Соня проснулась. У нас хорошее настроение, мы ленимся долго. Полчаса играем с котом по очереди. Соня не пошла в универ за обходным, хотя вчера собиралась. День быстро пролетел — за окном было и так темно, а потому не стемнело. Пришло время готовить ужин. Получилось вкусно, я старалась. Я вообще научилась готовить, пока работала дома. Теперь умею все известные супы, мясо, рыбку, гарниры. Раньше моим фирменным блюдом была лажанья. Не путать с лазаньей. Лажанья готовится из любых продуктов, которые вы залажали. Например, я делала её из подгорелого борща с полусырой капустой или из курицы, зажаренной в кастрюле до углей. Но сейчас всё съедобно. Сегодня русский стиль: молодая картошка со сливочным маслом и зеленью, селёдочка и салат из свёклы с черносливом и орехами.
Соня пускала слюни и вилась рядом, а я била её по рукам: «Погоди, петрушку добавлю».
Готово. Мне казалось, что не хватает солёного огурца.
Соня вышла из душа и сказала, что не хватает водки. Я переспросила:
— Водки?
— Водки.
Не-е. Ну мы же приличные вроде девушки. Водки? Не-е-ет. Мы же не алкоголики. Забавно. Водку мы ещё вместе не пили.
Соня говорит:
— Если хочешь, я схожу.
— Да ладно, не смеши меня… А у тебя голова мокрая?
Соня пошла в магазин и вернулась с бутылкой «Столичной». Со стороны это выглядело так, как будто мы начали спиваться, потому что её отчислили из университета, а мне слишком мало платят. Грустно то, что я не могу сказать: «На самом деле всё иначе». Но нам весело в этой снежной крепости под названием Москва, мы есть друг у друга, и впереди что-то новое и интересное.
Начали. Мой тост: «Чтобы те времена, которые мы сейчас переживаем, в будущем стали нашими самыми приятными воспоминаниями». «Одними из самых приятных, — поправила Соня, — я хочу ещё более приятных».
Я согласилась. Мы выпили. Водка тёплая и очень мерзкая. Покашляли. Соня отнесла бутылку в морозилку. Сидим и разговариваем. Я смотрю то на её толстые коленки, то в её карие глаза. Она похожа на мою подругу детства: такие же тонкие тёмные волосы, которые никак не растут ниже плеч, секутся и срезаются — терпения не хватает. Ещё у Сони очень бледная кожа. Однажды в Питере я спала у неё в гостях, проснулась ночью и увидела её лицо в свете луны. Это могло быть красиво как поэзия, но я до смерти перепугалась. Мне показалось, что это гипс, что, пока я спала, Соня подложила мне в кровать гипсовую куклу, а сама сидит в углу, ждёт и хихикает в кулачок. Но нет. Это Соня такая бледная. Кажется, я сейчас описала какого-то уродца: бледная брюнетка с секущимися волосами и толстыми коленками. Нет, Соня довольно милая, на мой вкус.
Мы навернули ещё водки, но уже холодной и с апельсиновым соком. Соня предложила пойти гулять и валяться в снегу. Я задумалась.
В итоге — какой-то пустой парк! Под снегом спят цветочные клумбы, кованые лавочки. Очень красиво, только не видно. Памятник? Кому? Идём к нему и проваливаемся. По колено в снегу, по пояс в снегу, снежинки за шиворот, хохочем, она всё снимает на телефон (зачем?), валимся в снег, задыхаемся от смеха. Забрасываем друг друга снежными волнами, мы уже совсем охрипли, поднимаемся, я отряхиваю её пальто. Она говорит: «Не надо, всё нормально», — но на самом деле у неё весь задний фронт белый, от воротника до пяток. Идём дальше. Голова кружится. Вокруг очень красиво…
Не думала, что в центре Москвы есть место, где можно поваляться в снегу, но этот парк идеально подходит. Хотя, наверное, после бутылки «Столичной» найдёшь такое место везде.
Проходим мимо снежных горок. Чёрные дороги с жёлтыми фонарями и эти сине-белые троллейбусы. Пустые улицы в снегу, и мы тоже все в снегу. Заходим в бар «Дорогая, я перезвоню». Мало людей, все какие-то некрасивые. С «Дорогой» всё понятно, уходим. Садимся в такси, которое Соня ловит криком «Извозчик!» и щелчком пальцев.
Мы дома, и Соня говорит: «А давай позовём Никиту?»
— Давай. Я не против. Никита милый.
— Да, Никита милый… — повторяет Соня.
— Он на щеночка похож.
— Почему? Потому что глаза карие?
— Точнее, он похож на молодую овчарку, знаешь, у которой тело выросло, а глаза ещё щенячьи.
— Да. Он юный… у него даже кожа другая, не такая, как у тебя. И он такой непосредственный.
Так и сказала «не такая, как у тебя», слышали? Кожа ей моя не нравится, видите ли. Стерва. Ладно. Ей повезло, что я отходчивая.