Дранков . Лялька, я понял кто ты! Ты – ворона.
Соловьёва . Ворона, ворона.
Дранков . И не кивай, и не смейся – это так!
Соловьёва . Куда нам его приткнуть?
Брагин . Может, положить в директорском кабинете? Там есть диван, душ.
Дранков . Позвольте! В ресторанах не лежат, а сидят.
Соловьёва . Кто бы это говорил! Посадите его у окна.
Дранков . Я не сяду у окна. Ты хочешь, чтобы я умер от этого смога? Ты этого хочешь?
Соловьёва . Шура, ты ещё будешь выкаблучиваться? Садись, где тебе говорят!
Дранков . Лялька, ты превратилась в ворону. И мы расстались прежде всего поэтому. Мы расстались!
Соловьёва
Дранков . Только воронам вольготно живётся на свалке. Вороньё, кругом вороньё! Брат-эколог кричит и стенает, что природа не выживает… Не подумайте, что я зелёный. Я также не голубой, не коричневый, не красный, не оранжевый… На цвет моего лица влияет только качество напитков.
Соловьёва . Ты сегодня рот закроешь?
Дранков . Я подарил тебе брошюру под названием «Конституция». Пункт первый, статья двадцать девятая: каждому гарантируется свобода слова.
Соловьёва . Шура, не бубни. Можно нам поговорить?
Дранков . Почему вы, Елена Анатольевна, спрашиваете у меня разрешения? Статья двадцать девятая, пункт первый: сво-бо-да слова. Я не собираюсь её ограничивать, как это постоянно делаешь ты.
Соловьёва . Послушай меня…
Дранков . Что ты мне ещё можешь сказать? Что ты в этой стране зарабатываешь, а там тратишь? Я не хочу больше лечить их пороки. Ты была врачом, а стала вороной.
Брагин . Сейчас снимем проблему.
Дранков . Зариф? Какое имя – Зариф! Лялька, я уеду в аул. Зачем мне твоя пошлая вилла в Черногории? Зачем этот дурацкий дом у кольцевой? Нельзя выйти за забор – везде пылают гроздья народного гнева. Не знаю как вам господа, а мне стыдно быть буржуем на осадном положении.
Соловьёва . Я куплю тебе аул. Садись. Да куда ты! Ты стул видишь?
Дранков . Я впишусь в стул, не волнуйся.
Соловьёва . У меня разговор с пациентом на пять минут. Ты можешь утихнуть?
Брагин . Давайте с нами за стол, вот сюда.
Дранков
Соловьёва . Всё, он спит. Через пять минут встанет трезвым. Вот такой у меня сожитель.
Брагин
Соловьёва . Спит, спит. День какой-то дурной. Простите, я сильно опоздала. Мне позвонили из клуба: он там заснул за стойкой. Пока его забирала…
Брагин . Я думал, вас не увижу.
Соловьёва . Лучше он здесь пусть поспит, чем у чужих людей под ногами.
Брагин . Вопросов нет.
Соловьёва . Ох, горе моё! Вот не знаю, как его спасти. Он профессор, психиатр, большой человек, автор книг. У него учеников тьма, они его все обожают. Полстраны вылечил от алкоголизма, и сам заразу эту подцепил. Мы с ним живём на три дома – здесь, в Черногории, и на Кипре у меня теперь своя клиника.
Брагин . Кипр не забуду никогда.
Соловьёва . Везде ему скучно – подавай ему Москву. А здесь он пьёт, потому что все вокруг пьют, и он как сумасшедший рвётся сюда. Во всём я у него виновата. Говорю: сиди у моря, пиши книги. У него такие книги! «Чужая душа» не читали?
Брагин . Обязательно прочту.
Соловьёва . Он ещё и поэт. У него шикарные стихи! Но сами видите: ничто человеческое ему тоже не чуждо, – это ваш Маркс выразился как будто не про себя, а про Шуру. Ваш, в смысле, вы тоже экономист, – кажется, банкир, или я что-то путаю?
Брагин . Бывший. Бывший банкир.
Соловьёва . Шура недавно одного большого дядьку из Центробанка вывел из депрессии, и тот подарил ему «Капитал». Эксклюзивное издание, шикарное! Я, правда, дальше названия не смогла читать.
Брагин . А зачем дальше? Капитал – этим всё сказано.
Соловьёва
Брагин . Да бросьте вы извиняться, Елена Анатольевна, я думал, вы вообще не придёте.
Соловьёва . Сегодня моя дочь оперирует одну серьёзную тётку, и мне надо в клинику заехать посмотреть, чтобы она там ей уши местами не поменяла, а этот мне устроил весёлую жизнь.
Брагин . Вы вся в делах, как всегда.
Соловьёва
Брагин . Никто не увидит кроме официантов.
Соловьёва . Разные бывают официанты, любят поговорить в самых неподходящих местах.
Брагин . Не будет официантов, я сам подам. Елена Анатольевна, я вам уже по телефону сказал: меня, с этим лицом, никто не узнает, я тридцать с лишним килограммов веса скинул. Не помните? Я же раньше здоровый был, за сто килограммов. Так что не волнуйтесь.
Соловьёва . Помню я ваши килограммы.
Брагин . Мое лицо сейчас можно на плакатах по Москве вешать. Не узнают, не волнуйтесь.
Соловьёва . Приходиться волноваться – жизнь такая, хоть я и врач, и никому не присягала, кроме Шуры и Гиппократа. Давайте быстро рассказывайте, что с вами опять стряслось.
Брагин . Нет, сначала пить и есть. Тут такая мамалыга!
Соловьёва . Милый мой, какая мамалыга! Я буквально на минуту, времени совсем нет. В каком я ресторане? Я из-за этого Шуры не успела даже вывеску прочесть. Какая кухня?
Брагин . Молдавская.
Соловьёва . Я подумала, мы в узбекском.
Брагин . Работают узбеки, таджики, молдаване – дружная семья народов… Есть и один румын… звать его Арнольд. Он перед вами.
Соловьёва . Румын хорош.