Лицо для Сумасшедшей принцессы

Богатый зал пропал. Меня немедленно закружил завывающий на разные голоса песчаный ураган. Затылок опалило жгучее, южное солнце, горло пересохло от жажды, мышцы словно истончились и превратились в хрупкий пергамент, грозивший рассыпаться прахом. Дикая усталость сковала мои члены. Но самым страшным было то, что я неожиданно перестала осознавать себя самой собой – Сумасшедшей принцессой. Я стала изнеженным полуэльфом, красавцем Лансанариэлем. Это не я, а именно он брел сейчас по пустыне далекой, неведомой мне страны, но каким-то неведомым образом мой разум слился с его телом, полноценно переживая все выпавшие на его долю страдания и мучения. И меня до самой глубины души потрясла несгибаемая сила воли прекрасного полукровки, которого я до этих пор считала совершенно не способным на подобные подвиги. Лансом двигала идея, затмившая и усталость и страх. И более того – им двигала уверенность в то, что проходя через воистину немыслимые испытания – он тем самым помогает мне. Меня переполняли благодарность и теплое дружеское участие. Выставив вперед волшебные клинки и рассекая ими ветер, до крови закусив губы, я упрямо шла вперед, стараясь непоколебимо принять на себя значительную часть гнева пустынной стихи, дабы по возможности лучше облегчить тяжелую участь преданного друга. Изнемогающая от жары, обливающаяся соленым потом, я весело смеялась в лицо беспощадной судьбе – видя, что и у Ланса все получается. И когда мне начало казаться, что я уже не смогу сделать больше ни одного шага, картина изменилась разительно…

Я осознала себя Генрихом, вступившим в поединок с могущественным демоном, вселившимся в мертвую оболочку мой названной сестры Луизы. Бой оказался изматывающим, стоившим мне и сил и нервов, но я как умела – помогала отважному сильфу одержать безрадостную победу и горько оплакала печальную долю несчастной Луизы.

Я затем я стала могучим Огвуром, вышедшим на битву с чернокожим воином из земли Канагер, призом за которую оказался подаренный мне артефакт, носивший название «Пожиратель пространства». И я искренне удивилась, осознав – как, оказывается, неразрывно связаны между собой различные события, параллельно происходящие, каждый в своем времени и месте – со мной, и с моими верными друзьями.

Моя выносливость и мой запас прочности давно уже иссякли, исчерпавшись до дна, но я продолжала идти из зала в зал, последовательно становясь вершащим странную волшбу Марвином – превращающимся в муху, драконом Эткином – пролетающим сквозь полыхающие смертоносной, черной магией столбы энергетической, защитной решетки над Краем Тьмы, и даже самим Астором – отчаянно расправляющим черные крылья над ареной Геферта. Но самым страшным испытанием стало соединение с разумом погибающего в пропасти любимого, посылавшего мне последнее «люблю и прощай». Я так же увидела отца, высаживающегося на берег Поющего острова и спешащего на долгожданную встречу с моей матерью. Я совместилась с разумом преисполненного горем Ланса, лицом к лицу столкнувшимся со своим зловещим отцом и этим поступком – наконец-то раскрывшим ужасающую тайну своего появления на свет… Я узнала все, я поняла, что значит участвовать в великом замысле провидения, значительно исправленного моими походами в Лабиринт судьбы, и неразрывно соединившим наши судьбы ради чего-то конечного, от чего зависело будущее всего мира. Я не понимала главного – чем в итоге должна завершиться непрерывная цепь событий и, к сожалению – не увидела еще одного незримого участника происходящий событий, чье аккордное присутствия я, тем не менее, ощущала всем свои существом. А ведь ему и предназначалось стать тем, кого Астор назвал « тот, кто придет после меня». Но я безрезультатно задавалась вопросом – кто же он такой на самом деле, теряясь в догадках и неопределенных предчувствиях.

Все закончилось как-то совершенно неожиданно. Мокрая от испарины, окровавленная, обожженная и замерзшая, густо припорошенная песком и снегом, я чуть ли не на четвереньках вползла в следующий зал, ожидая неминуемого продолжения изматывающего аттракциона. Но в этом зале не обнаружилось ничего. Почти ничего.

Я увидела голые белые стены без каких-либо рисунков или фресок. Однотонный пол из светлого известняка, полнейшее отсутствие окон, но зато огромный просвет в потолке, через который в помещение вливался скупой свет ночных звезд. Упоительная прохлада и до звона в ушах пронзительная тишина, нарушаемая лишь хрипом моего запаленного дыхания. Спокойствие и умиротворение. А в самом центре комнаты – два больших, мягких кресла, кем-то предусмотрительно поставленных друг напротив друга. И ни души…