— Пусть маги лишат ее ребенка-чудовища, изведут его прямо в утробе матери! — выкрикнул сварливый женский голос. — А потом распутная девка искупит свою вину на следующей же войне!
Народ одобрительно загалдел.
— А ну, шаг назад и всем дышать носом! — свирепо прикрикнул дракон. — Этот ребенок не вашего ума дело!
Толпа тут же заткнулась и попятилась.
— Легче договориться с голодным тигром, чем с сытыми баранами, — чуть слышно пробормотал Эткин, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Что скажешь, принцесса? — обратился ко мне судья, взглядом и жестами намекая — соглашайся, дурочка!
— Ребенка не отдам! — категорично отрезала я.
Толпа всколыхнулась вновь.
— Казнить ее! — послышались многочисленные требования.
Краем глаза я подметила, как помертвело лицо отца, а мать залилась слезами и уткнулась ему в плечо. Я насмешливо обвела твердым взором неистово орущую толпу.
— Казнить? Ха, ну попробуйте! Кто рискнет выйти против Сумасшедшей принцессы? — и оторопелые люди услышали, как тонко и протяжно запел Нурилон, требуя крови врагов.
Многие начали торопливо пробираться подальше от меня, уходя в задние ряды зрителей, толкая и тесня более слабых. Ощутимо запахло паникой.
— Да у нас и палача то нет! — ошеломленно шепнул прокурор.
Эткин гадко хихикнул.
— Ну вот и пошли бы вы! — невежливо послала я.
Марвин смеялся в открытую, даже не потрудившись хотя бы для приличия прикрыться рукавом.
— Дочка, разговаривай с судом корректнее! — попросил король-отец, пряча улыбку.
— А не пошли бы вы некоторым образом туда, где и подобает находиться таким как вы, в виду того, что я, в силу некоторых обстоятельств попросила бы вас туда отправиться! — галантно поклонилась я.
Лансанариэль не выдержал и прыснул, громко и весело. Утробным басом хохотал орк. Суд превратился в фарс.
— Не страшно, когда над тобой смеются, хуже — когда плачут…, — философски бубнил дракон.
Прокурор и судья стушевались окончательно.
Но, на беду, нашлись и те, кто по злобе или зависти не желал, чтобы я отделалась слишком легко.
— Нет, так дело не пойдет! — вдруг раздался спокойный, рассудительный голос. — Казнить — это конечно чересчур, но принцессу нужно сурово и публично наказать для примера всем, да для острастки другим, ибо закон — он для всех един!
— Правильно, это будет справедливо! — поддержали оратора многие из толпы.
Судья приободрился.
И тут вперед вышел Саймонариэль…
Одного взмаха руки великого архимага оказалось достаточно для того, чтобы толпа угомонилась. Все же, на Поющем острове Саймона знали и уважали все — от мала, до велика.
— Хватит! — негромко вымолвил магистр. — Не уподобляйтесь стаду тупых баранов! Нельзя вот так бездушно и опрометчиво судить человека, принесшего нам добро и благо. Не нам поднимать карающую длань на ту, которая не только уподобилась богам, но и стала одной из них. Провидение открыло мне сегодня — принцессе суждено свершить еще множество подвигов, а ее дитя окажется не наказанием и злом, а великим благом и истинным подарком судьбы! Ее сын станет одним из столпов глобального мирового равновесия между силами Света и Тьмы!
Судья хищно прищурился:
— А может это лишь сказка?
— Докажи нам свое пророчество, Саймонариэль! — недоверчиво прилетело из толпы. — Слова ничего не значат и никого не убедят.
— Хорошо! — согласно кивнул архимаг. — Ульрика де Мор пройдет божий суд, и тем самым очистился от неправедных наветов!
— Да будет так! — хором вскричали все, с облегчением принимая мудрое решение волшебника.
Прямоугольный брусок железа, раскаленный до бела и так и пышущий волнами испепеляющего жара, удерживаемый щипцами кузнеца, завис прямо перед моим побелевшим от ужаса лицом. И тогда я догадалась — что намеревается совершить Саймон. Совершить со мной. Я хотела рвануться, убежать от этого невозможного, противоестественного ужаса, но не смогла. Ибо если я побегу сейчас, то буду обречена всю оставшуюся жизнь продолжать этот бессмысленный, трусливый бег. Тогда память об Асторе уж точно, станет страшным проклятием, историей — призванной пугать непослушных детей долгими, зимними вечерами. А мой собственный ребенок когда-нибудь пожалеет о дне своего рождения и отвернется от матери, подарившей ему столь безрадостную судьбу. Значит — я вынесу все, чтобы они не сотворили со мной, вынесу, перетерплю, пускай даже не ради себя, но во имя погибшего отца и на благо своего, еще не рожденного сына. Сына, который будет мной гордиться!
Волосатые руки кузнеца, удерживающего раскаленный металл, защищали толстые войлочные рукавицы, но я заметила, что, даже не смотря на материю и длинную рукоять щипцов, его ладони начали ощутимо страдать от горячего бруска, предназначавшегося для меня.
«Боги! — мысленно взмолилась я. — Так что, это и есть ваша хваленая справедливость? Если да, то помогите, дайте мне силу, чтобы вынести это испытание, ведь мои собственные силы уже на исходе!»
— Ульрика! — сильные пальцы Саймонариэля больно стиснули мое напряженное плечо, вырывая меня из мира призрачных видений. — Ты осознаешь, что тебе предстоит сделать?
— Да! — послушно шепнули мои онемевшие губы.