Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Солипсисту заслуженный собеседник – это он сам, от которого некуда скрыться. Простому и открытому человеку заслуженный собеседник – всякий встречаемый человек и всякое встречаемое бытие, которое открывается по содержанию именно таким, каким их человек себе заслужил: доброму – добрые, злому – злые, любящему – любящие, благорасположенному – благорасположенные. Именно здесь человек оказывается – сам по себе – мощной воспитывающей силой и для других, и для самого себя.

Ну, простите, что заговорился с Вами, хороший мой собеседник. Н. И. шлет Вам низкий поклон. Друзей давно не вижу. Жму Вашу руку.

Ваш А. У.

13

12 июня 1932

Дорогая Фаня, я не писал Вам оттого, что ничего не получал от Вас, очень беспокоился, наводил справки, что у Вас делается, но до Вашего письма не находил возможности писать Вам. у меня была Лена и обещала дать справку о Вас через Ваших здешних приятелей: это было недели три тому назад; но так я ничего и не получил от нее. Наконец пришло давно жданное письмо от Вас. Из него я вижу, что Вы писали ранее, но я Вашего письма не получил. Я очень беспокоился о Вас, в особенности потому, что дня через два после нашего свидания мне сообщили, что возможность, о которой я Вам говорил при свидании, осуществилась. Таким образом, Ваша попытка увидеть Марию Алексеевну становилась неиндифферентной, и я горячо раскаивался, что натолкнул на нее. Был ужасно рад получить теперь Ваше письмо. В эту последнюю декаду я жил вроде того, как бывает в деревне во время молотьбы: каждый день читая лекции III и IV курсу, чтобы завершить пройденное по центрам и по рецепторам. Вот и Ваше письмо получил на ходу, отправляясь утром на работу, и читал его в трамвае, пользуясь тем, что по утрам вагон малолюден и можно сидеть в уголке. Спасибо Вам, добрый друг мой, за Ваш труд. Я догадываюсь, что Вы все-таки видели Марию. Вчера отправил Вам долг. Я думаю, что старуха очень нуждается. Мне было бы очень дорого, если бы Вы сообщили как-нибудь поподробнее Ваши впечатления от нее и о ней. Я звал ее пожить у меня, она отдохнула бы здесь, но какое-то чувство не дает ей принять это приглашение.

Что думаете делать летом? Есть ли у Вас время и возможность читать что-либо, кроме гематологической литературы? Если время есть, прочтите доклад Вернадского о времени в «Известиях Академии наук» № 4 текущего года. Это близко к тому, что Вы слыхали от меня о «хронотопе» и во всяком случае поучительно. Во взглядах самого Вернадского есть крупные промахи (с моей точки зрения), но интересен сам вопрос и его историческая перспектива. К сожалению, доклад дает, конечно, только канву, общий очерк, не имея возможности останавливаться на отдельных этапах исторического развития мысли. Но уже канва здесь очень полезна! Для европейской мысли было чрезвычайной новостью внесение в науку времени как самостоятельного фактора. Это оттого, что вся рационалистическая наука строилась целиком на греческой и картезианской геометрии и хотела знать только покоящиеся постоянства, резко «очерченные вещи». Если волей-неволей приходилось вводить время, то только как вспомогательную координату для движения все тех же «вещей», т. е. только как величину t механики. Везде, где это было возможно отделаться от t, оно исключалось, и мысль возвращалась к своим излюбленным «постоянствам». Таким образом рационалистическая наука оказывалась радикально антиисторической. И это сказалось большими последствиями к тому времени, когда стала на свет появляться биология в современном смысле слова. Биология не могла отделаться от исторического понимания. Чем бы она оказалась без этого? И в то же время ей очень нравилось «подобиться» так называемому «точному знанию», то есть вот тому, которое принципиально антиисторично. При таком положении вещей было необыкновенно важно появление в самой математике и математической физике догадок, что само изучение в одном только «пространстве» обречено на оперирование только с тенями действительности вместо самой действительности!

Стала возникать концепция «хронотопа». Биология должна была почувствовать себя увереннее на своем пути с неизбежностью исторического метода. Этого мало. Стал брезжить мост между естествознанием и гуманитарными науками! Для меня особенно важно было в свое время подчеркнуть это. На эту сторону напирал мой доклад 1926 года, который пока так и остался неопубликованным. Вернадский был тогда моим слушателем, думаю, кое-что почерпнул для своего нынешнего доклада, хоть и не упомянул об этом. Я, во всяком случае, приветствую его нынешнее выступление, несмотря на многие существенные промахи.

Но вот что удивительно: ни Вернадский, ни его критик Деборин, да и никто в Европе не догадывается вспомнить, что историческая концепция бытия, столь чуждая и древнегреческой науке, и европейской науке с Декарта и Ньютона до XIX века, задана давным-давно библейским еврейством! Ведь идея эволюции и мира как процесса дана никем иным, как пророками древнего Израиля!