Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Наше постепенное отмирание здесь, временность великих перипетий жизни – прискорбнее, чем смерть как конец всего. Чтобы убедиться в этом, стоит вдуматься, что то, что сейчас ты переживаешь, не есть нечто «частное в виду общего целого жизни»; скорей – это нечто единственное в своем роде, которое отжило, чтобы более никогда не повториться; смерть представляется нам легче, ибо сама-то она есть такой же естественный факт, который случится раз, чтобы никогда не повторяться… Смотри сейчас: вот я садился, чтобы записать мою мысль; но прошли три секунды и я уже с трудом заставляю себя снова повторить в себе ее переживание. Это смерть, более прискорбная, чем будущая временная смерть. Иногда кажется, что есть вещи неумирающие; по-видимому, некоторые обаяния слишком жизненны, чтобы умереть. Но это иллюзия, иллюзия, которой мы сразу не доверяем головою, но которою хочет жить сердце. Когда иллюзия рассеется, останется реальный факт, который уже предвидел наш рассудок, а – с другой стороны – останется наше бедное вневременное Я, томящееся и мучающееся временностью своего содержания и идущее медленно к настоящему концу. С этой точки зрения он – хорош.

Тяжкий путь избирает тот, кто хочет думать, узнавать действительность. Усталый, удрученный – он не может утешиться в религии; совесть не позволит ему для эгоистического утешения принять мелочи религиозной жизни, когда он порвал с крупным ради великого. Не утешится он и в поэзии; там человеческий дух не дается ему сполна. Не ему думать о разврате!.. Так где же утешитель? Блажен тот, кто не потерял веру в утешителя.

Когда начнешь понимать действительность, начнешь замечать пропасть между идеальным и реальным, то всякий оптимизм становится подлым и мерзким в твоих глазах. В чистом и теплосострадательном пессимистическом чувстве – истинное спасение. Только бы пессимизм не выходил за границы, положенные ему истинным вдохновением и истинным реальным взглядом.

12 ноября

Пережитое нами доброе заставляет нас желать своего повторения. Но повторения не будет. Итак, добро существует, чтобы не повторяться.

21 ноября

На известной ступени развития человек получает великое счастие, начиная понимать различие между миром его идей, миром идейного совершенства – и своею индивидуальностью с ее желаниями и максимами. Если в человеческом лице нельзя открыть глубоких принципов, которые хранятся в душе индивидуума, – то, несомненно, по нему можно составить суждение о самой индивидуальности. В последнем уверен всякий.

Один раз я взглянул на себя в зеркало и тут почувствовал, какая разница между мною, моею индивидуальностью – и тем идеальным миром, который я в себе ношу. Практический вывод получился такой: странно и несообразно порядку вещей – представлять эту индивидуальность в мире идеальности: она там совсем не на месте. Кстати, я думаю, что мир идеальности упал бы сразу в моем уважении, если бы он был доступен мне реально. Следующий практический вывод: так как в твоих видах, в видах твоей пользы – сохранить в твоем уважении мир идеальности, – то не думай, что будет лучше, если ты путем иллюзий войдешь в мнимо-реальное общение с миром идеальности; иллюзии, – которые, конечно, возможны, – не подымут тебя до твоих идеалов, но лишь унизят твои идеалы до тебя. Всякое реальное общение твое с идеалами будет основано на иллюзии; поняв это, всякий, которому доступно эстетическое и вообще духовное чутье, перестанет профанировать лучшее достояние своего духа – свои идеалы – попыткой их «осуществления» (!) в иллюзии. Когда иллюзия рассеется, возможно, что упадут и идеалы.

Если верно, что о других мы судим по себе, и если верно, что другим мы приписываем свои свойства, – то для меня лично верно и то, что в высшей степени не желал бы встретиться с самим собою. Встретившись с человеком, который был бы я сам, я ужасно боялся бы этого человека; с другой стороны, мне очень скучно было бы слушать его речи – эти речи, то исполненные дидактики лисицы в сутане проповедника, то – выражающие неудовольствие Полония, что Гамлет так невежливо помешал ему подслушивать свои слова; и, при всем том, речи именно мои, следовательно – хорошо мне знакомые.

24 ноября

До сих пор наш новый европейский дух еще не в силах говорить о Боге с такою силою и достоинством, с которыми говорил о нем Древний Восток. Лишь редкие отдельные личности поднимают свой вдохновенный голос. Большинство же или индифферентно-клерикально, или мистично, или, наконец (и это лучшее), атеистично. филарет Московский, фейербах – это наше большинство; Кант, Гёте, Шопенгауэр – это наши абсолютные единицы.

Прекрасная тема: «Об исторической неограниченности человеческого разума».

24 ноября