Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Задача продолжает быть трудной и мучительной там, где надо быть «мудрым, как змея», где надо открыть еще, где более осуществится Божия жизнь; ведь не можем же мы, в самом деле, видеть Бога в судьбе, не можем рискнуть на такой искусственный прием, – видеть Его перст в билетике, какой выкинется первый из двух. Мы знаем Божию жизнь в идее, не в ощущении; освещать же себе путь идеею, стоять, таким образом, на бдительнейшей нравственной и умственной страже, – это дело великого труда и подвига.

Искусственное воплощение Божией жизни в случайное вынутие билетика – это такое же «упрощение» действительности с практическими целями, как и «механическое истолкование мира» вместо провиденциального его понимания, живого религиозного его понимания.

Во всяком случае, и то верно, что раз Бог заставил меня встретиться с такою прекрасною формою жизни действительности, как это милое существо – Настя, Божия жизнь стала для меня немыслимой без Насти. В этом моя вечная связь с Настей.

Когда мы поймем, что не может же Божия жизнь находить свое осуществление в наших близких, в этой детской и слишком уж простенькой «механике атомов», мы поймем и идею бессмертия их, – наших близких, – в бессмертии, вечности нашей связи с ними, в вечной невозможности для нас осуществления Божией жизни без них; мы поймем тогда силу и смысл аргумента: «Бог не есть Бог мертвых, но живых»…

6 августа

На нас – теперешних богословах – лежит великая задача разрешить наконец вопрос, который назревал все это время и, кажется, достаточно назрел, оставаясь, впрочем, вопросом: остается ли для нашего сознания христианство непреложной истиной, или же наша прогрессирующая культура уже оторвалась от своего исторического лона христианства к самостоятельной жизни; в последнем случае, если общее подозрение в этом смысле оправдается, именно богословам-то и предстоит почин провозгласить выяснившийся факт ко всеобщему и несомненному сведению человечества.

Итак, вот где острое и живое место богословской работы в современной умственной жизни.

6 августа

До сих пор в целом миросозерцании я был в традиции исторической – с одной стороны, Каптовой философии – с другой. Они давали мне задачи, они вдохновляли меня. Если есть у меня прогресс за этот год, то он выразился в продолжении моего освобождения из-под зависимости той и другой, начатого в кандидатском сочинении.

8 августа

Беловатые облака на горизонте синего неба над серо-зеленоватой громадой волнующейся морской воды, спокойное, сосредоточенное движение во мраке пространств – мировых шаров, столь же спокойное и сосредоточенное, преданное своему делу и божественно-постоянное отражение лучей света от частиц атмосферы в этих пространствах, темный и давно застывший в своей постоянной жизни бор и одиноко стоящее на береговой скале облако, – холодная простота этих картин искони и всегда имеет особенную прелесть в глазах человека. В ней находит он успокоение после житейской сутолоки, она предносится его душе в минуты тихого научного созерцания, и от нее отправляясь, он учится просто и ясно смотреть на жизнь.

9 августа

Христианство, религия не говорят, что теперь Бог «явен» в мире. Потому-то так духу и противны «доказательства бытия Божия». Теперь Бог не явен, не очевиден в мире, но есть лишь уходящий все вперед идеал тех, кто «не от мира сего». О том, что Бог станет «явен» в мире, христианские мыслители лишь говорили, как о грядущем и называли то «страшным днем Божиим», которого страшится человечество и вся земля.

10 августа

Что не необходимо, то не нужно – вот принцип, сознанный мною во всем значении еще в 7 кл. Корпуса. Это не тавтология, как думал Долбня, ибо «необходимое» для человека несравненно уже «нужного» ежедневно людям; то и другое умел различать Дюсен. Но это общий принцип аскетики: «прекрасно оставаться в пределах потребности и стараться всеми силами не преступать оных… ибо тому, что сверх потребности, нет предела» (Нил Синайский. Добротолюбие. II, 233).

Современному сознанию ничего не говорит противоположение неба земле: мы не видим, не усматриваем, почему бы преимущественное место жизни Божией на небе, а не на земле. Но не трудно понять, что для древних противоположение неба – земле было аналогично противоположению духа – телу: мы ведь теперь только научились понимать небо, как землю, – как тело; тогда же тело была земля, а воздух, в своей видимой противоположности ее инертности, был достаточной картиной духа, «который дышет, где хочет»…

Человек! В твоем прощении твоих ближних никто не нуждается, кроме тебя самого.