Лицо из зеркального коридора

– Вот уж нет, – рассмеялся я. – Приворотом, если вы пришли именно за ним, любовь не заслужить. Привязать к себе – можно. Распалить похоть – пожалуйста. Сделать так, чтобы он тосковал без звука вашего голоса, – только скажите. Но всё это не имеет отношение к любви. Вы не думаете, что я строг именно к вам, я всех об этом предупреждаю.

– А это делают многие? – как будто бы оживилась Ольга.

– Ну а как вы сами думаете? В нашем мире почти никто не способен любить, а вот урвать чужого тепла хотят все. Положат глаз на кого-нибудь, слепят мысленно из него образ, подгонят – как пиджак по фигуре. И давай страдать. А потом идут ко мне. Или к кому-нибудь другому, кто умеет делать то же самое. Я же, можно сказать, мастер иллюзий.

– Егор, а что бы посоветовали вы?

В этом неожиданном вопросе было что-то трогательное – оказывается, она видела во мне живого собеседника, а не просто средство исполнения глупых своих желаний.

– Я? Разумеется, я посоветовал бы то, что вы делать не будете. А именно – забыть его и начать учиться любви. Медленно, постепенно. Вникать в ее суть, размышлять о ее природе, будить ее в себе. Потому что если любовь проснулась, то и те, кто захочет греться в ее лучах, появятся.

На самом деле это были слова Колдуна. Это была одна из его любимых тем – любовь как первопричина и как универсальный ключ. Это же так просто, говорил он. Нащупать в себе любовь и начать дарить ее миру. Не кому-то одному, а всему миру. Любовь ненаправленная, любовь безусловная, не имеющая отношения ни к одному социальному явлению, не требующая ничего взамен, не ревнивая, не вопрошающая, не душащая, ничего не пытающаяся изменить. Просто состояние – и если оно есть, то и всё, что люди обычно путают с любовью, тоже приложится. Купаться в этой любви, сделать ее своим обычным состоянием. Вариться в ней, как в меду. Дышать ею, питаться ею, излучать ее. Это же так просто – и все-таки почему-то неподъемно для большинства. В нашем мире чуть ли не неприличным считается любить просто так.

Поскучневшее лицо Ольги говорило о том, что ей не близки эти измышления. Может быть, виною был я – всё-таки Колдун говорил это вдохновенно, от сердца, я же лишь повторял его слова. Я тоже был подранком, мне тоже была неведома эта безусловная мощь, но я хотя бы был в состоянии сформулировать ее законы.

– Итак, вы все же хотите приворот, – с усмешкой подытожил я. – У вас есть какая-то подруга, которая ко мне уже обращалась, вы мне доверяете и даже принесли всё то, что требуется для ритуала.

Она кивнула и снова полезла в сумку. Передо мною на столе оказался фотоснимок, с которого улыбался скучный и порядком пожеванный бытом персонаж лет, должно быть, сорока пяти. Худенький, растрепанные русые волосы, щетина, печальные серые глаза, глубокая морщина на лбу. Видимо, на глаза она и повелась – была в них некая глубина, намек на сотни пережитых драм, хотя и его капризно сложенные губы, и поза, и даже замшевый пиджак с кожаными заплатами на локтях говорили о том, что это человек-подделка. Потап Потапович, блин. Протянула Ольга и свою фотографию, и я отметил, что она относилась к людям, которые держатся перед объективом без толики кокетства, не желая понравиться.

Еще из сумки был бережно извлечен футляр для очков.

– А это еще что?

– Волосок, – потупилась Ольга. – Мне удалось снять с его рукава волосок. И припрятать. Я подумала – вдруг понадобится?

– Ну вы и коварная. Конечно, пригодится. – Я придвинул очешник к себе. – Ладно, Ольга. Мне потребуется две с половиной недели на то, чтобы решить ваш вопрос. Деньги можете отдать мне потом, обычно я так не делаю, просто вижу, насколько вам жаль тратить их впустую. Поэтому сделаю для вас исключение – как учительнице физики.

Я все это говорил и себе удивлялся – никогда мне не приходилось кокетничать с женщиной. Мое сознание как будто бы само порождало нужные слова. Ольга даже улыбнулась мне – хотя, возможно, это была не реакция на мое обаяние, а просто благодарность за то, что согласился не рисковать ее деньгами.

– Значит… Я могу идти?

– Подождите. – Внезапно мне в голову пришла идея, еще не до конца оформившаяся. – Мне нужен еще и ваш волосок. Если позволите, я один срежу. Или можете сами.

– Да? – удивилась она. – Подруга ничего не говорила об этом.

– У нее и запрос был другой. – Я старался держаться уверенно, хотя в этом не было особенной необходимости, ведь человека, незнакомого с законами мира незримого, обмануть легко.

– Ну хорошо… Волосок или прядь лучше?

– Нет, мы не будем делать вам стрижку, – улыбнулся я.

Стараясь держаться расслабленно, я маникюрными ножницами аккуратно срезал у нее волосок, длинный и вьющийся, и упаковал его в тот же футляр, который она принесла. Я не был уверен, что действительно собираюсь сделать то, что пришло мне в голову.

Я никогда так не поступал с теми, кто обращался ко мне за помощью. Мысль была неоформившаяся, прозрачная, я был уверен, что, скорее всего, поверчу ее в голове ради праздного удовольствия да и оставлю в покое.

– Вот теперь вы можете идти.