Лицо из зеркального коридора

Ее уговорили в город поехать – сказали, что нужны ее показания. Держались вежливо, даже благодарили, что она так сознательно поступила и ребенка от гибели страшной сберегла. Обещали, что ничего страшного не случится и что, возможно, даже получится оформить ее как Сереженькину приемную мать. Успокоили. Собралась наскоро, малыша в одеяльце завернула. Вся деревня провожать ее вышла, все перешептывались, кто-то перекрестился даже, уж больно страшно выглядела соседка. Глаза безумные, исхудала вся, в крови запекшейся, вид такой, словно неделями не ела и света солнечного не видывала, кулек к груди прижимает – кто-то из самых любопытных рискнул поближе подойти, шею вытянул, чтобы ребеночка поближе рассмотреть. И потом еще долго его валерьянкой отпаивали. Рассказал, что дитя-то это – нечеловеческое, личико у него умное и злое, а глаза – как у рыси, голодные и желтые.

Женщину же в город привезли, но вместо того, чтобы пригласить в отделение милиции, высадили у приемного покоя клиники, где ее, растерявшуюся, тут же под руки подхватили санитары и втащили в приемный покой. Ребенка сразу же забрали – ласково, но твердо. Мол, надо его обследовать, у него же прививок нет, пусть его пока посмотрит педиатр, нет-нет, не волнуйтесь, конечно, вам его сразу же вернут. Она пыталась вопросы задавать – никто ее не слушал. Привели в палату – койка, тумбочка, решетки на окнах, соседка – тихая старушка.

– Что это за больница? Я вообще не понимаю ничего…

Старушка молчала, стену в потеках дешевой масляной краски рассматривала.

– Полный бред. У меня дом не заперт, у меня огород! У меня ребенок, в конце концов! – В ее голосе появились металлические нотки, предвосхищающие истерику.

Старушка медленно повернула к ней голову – глаза ее были ясными, как у монахини.

– Ты, дочка, лучше не бузи, а то тебя быстро успокоят. Запри в себе ярость свою и молчи, терпи. Поверь мне, так лучше будет.

– Да что они мне сделают? Какое они право имеют?!

– Полное, – вздохнула старушка. – Ты в психушке, отсюда так просто не выйти. Будешь вежливой и рассудительной – со временем выпишут. Главное, не хами никому, таблетки глотай послушно, а если вопросы задавать будут – каждое слово взвешивай перед тем, как на волю его выпустить.

– Это невозможно! – Женщина вскочила, подошла к окну, попробовала открыть раму. – Я должна отсюда немедленно выбраться. У меня ребенок, новорожденный, понимаете?! Сереженька.

– Они тебе сейчас укол сделают, если будешь так кричать, – предупредила соседка. – Я здесь уже четвертый год, к осени выйти надеюсь. Ты лечащего врача своего дождись и поговори с ним, только спокойно. Вдруг и правда по ошибке тебя сюда…

Но какое тут спокойствие! Женщина рухнула на койку, лицо руками закрыла и заплакала – безнадежно, горько. Не верилось, что все это с ней происходит, что это реальность. Еще две недели назад она была обычным человеком, соседи ее уважали, приходили советоваться. Жила не хуже других – работа, огород, телевизионные шоу по вечерам. Да еще и усталость навалилась – вдруг разом аукнулись ночи бессонные и страхи, которые она подавляла. И ужасно болела укушенная грудь.

Вбежала медсестра – крепкая приземистая баба с сильными мускулистыми руками и обманчиво ласковым голосом. Одним движением ее перевернула, поставила укол, от которого немного легче стало – голова приятно затуманилась, веки отяжелели. Уснуть так не и получилось, но она словно стала растением – сидела на кровати, как будто бы на стебле, покачиваясь. Медленной такой стала жизнь, и это казалось правильным.

К утру пришла в себя, сразу спросила о Сереженьке. Ее успокоили, что с ним все хорошо. Ребенок, сытый и чистенький, мать его так и не нашли.

– А когда мне можно будет домой?

– Зачем же вам домой? – Врач разговаривал с ней как с ребенком. – Посмотрите, какая вы усталая. Вот наберетесь сил, окрепнете, витаминов вам курс проколем хороших. И сразу же поедете… Лучше вы еще раз расскажите, как младенца нашли. Мне записать это надо с ваших слов.

Она в сотый раз повторила – припозднилась на работе, шла мимо кладбища, услышала детский плач, поняла, что тот из могилы доносится…

– И могилу разрыли руками, – услужливо подсказал врач, не удержавшись от снисходительного «м-да».

– Так и было! – Женщина видела, что ей не верят, и от этого нервничала еще больше, слова путались. – Несколько дней жил у меня. А потом я глаза его увидела.

– Кошачьи. – Опять та же недоверчивая интонация.

– Как будто вы сами не видели! Не надо вести себя так, как будто я сумасшедшая! Привыкли тут общаться с психами, и меня под ту же гребенку!

– Ну-ну, простите меня, – выставил вперед ладони врач, но от женщины не укрылось, что он подал знак стоявшему за ее спиной санитару, и тот подошел на шаг ближе и достал из кармана шприц. Она невероятным усилием воли успокоила дыхание, чтобы не сорваться.

– Да, глаза у него были желтые и зрачки поперек… А потом он укусил меня. Укус же вы сами видели! – Последнюю фразу она произнесла жалобно, в поисках поддержки. – Ваша медсестра мне его трижды в день обрабатывает, но только вот не заживет никак.