Лицо под чёрным капюшоном

Несгибающимися пальцами я развернула письмо, которое оказалось коротенькой запиской.

«Дорогая Машенька! Приезжай в следующий четверг. Нонна уедет на курсы, останется только Оля. Она нам не помешает. Может, когда-нибудь и Валю привезёшь? Понимаю, что пока рано. Но по-прежнему верю – скоро всё устроится, и мы с ней увидимся…»

Послание было датировано… нет, не может быть! Двадцать шестым апреля нынешнего года!

Я всмотрелась в дату на штемпеле, пропечатанную очень чётко. Сомнений нет – письмо отправлено из Великорусска всего полтора месяца назад…

А это означало только одно – Инесса жива! Она жива!

Я задрожала.

Потом как в замедленной съёмке погрузила ладонь в сумку, наощупь разыскивая сувертан.

Минут десять рука бессмысленно ворочалась внутри, как ложка в кастрюле с супом, а глаза пялились в проём сейфа, осознавая истинное положение вещей.

Наконец, я немного пришла в себя, вынула пузырёк и привычным, но слегка заторможенным жестом отправила таблетку в рот.

Моя мать жива! Зная, что пожилая Мария Авдеевна ничего не смыслит ни в мессенджерах, ни в соцсетях, она писала ей по старинке до востребования, и та получала письма на почте. Почему же не на домашний адрес? Наверно, чтобы не сердить их общением строгого дядю Петю?

Я задумалась. Скрыть что-то от Петра Яковлевича? Вряд ли это удалось бы при его жизни, а после смерти такая таинственность теряет всякий смысл.

Нет, не эту цель преследовала засекреченная переписка.

Какую-то тайну скрывали от меня.

Горечью повеяло от этих странных тайн, от недомолвок и недоверия, и так долго и искусно охраняемой правды. Самые близкие люди, две матери, родная и приёмная…

Сувертан растворился под языком.

Выкинув осколки стекла в мусорное ведро, я вернулась в спальню и сложила в сумку письмо с адресом, свидетельство и всю найденную пачку денег. Следом сунула фотографию Инессы и папку с информацией о Максе.

Потом сменила короткие шорты на джинсы и, окинув комнату прощальным взглядом, вышла в коридор.

Чемодан остался в спальне – тащить его в Великорусск (а именно туда теперь лежал мой путь) не было смысла, а везти в Мирославинку означало потерять целый день.

Снаружи было тихо, и выбраться наружу удалось не столкнувшись ни с кем из соседей.

Неслышно пробравшись вниз по краю лестницы, я выглянула одним глазком в распахнутое окно и увидела, как Гульнара, тряся немытой головой и что-то мурлыча себе под нос, метёт двор. Когда она повернулась спиной, я быстро вышла, шмыгнула в заросли сирени и проползла под ними на карачках до следующего подъезда.

В голове колотилась мысль.

Моя мать жива!

И у меня есть её адрес!

Я немедленно еду в Великорусск.

Глава двадцать четвёртая

На этот раз, чтобы из-за недействительного паспорта мне не дали у кассы от ворот поворот, я поехала не поездом, а автобусом. Автобус был почти пустым, и я забралась на заднее сиденье, где меня никому не было видно.

Я задумчиво грызла семечки, купленные у бабульки на вокзале, складывала шелуху в кулёчек из газеты и напряжённо вглядывалась в окно. Череда мыслей не отпускала. Она тяжело двигалась, сомкнувшись в круг, и неизменно приходила туда же, откуда началась.

Получается, Мария Авдеевна всегда знала, где находится Инесса, и прятала её адрес в потайном ящичке за фотографией.

А профессор подозревал о существовании Макса и зачем-то заказал досье на него, но папка необъяснимым образом оказалась в квартире Петра Яковлевича и Марии Авдеевны.

Донников обнаружил меня и здесь, и по-прежнему непонятно, кто он такой.

«Ясонька» Лена со своими неизменно чёрными волосами дома, в Отреченске, а мой муж – аферист и мошенник.

А Инесса всегда была жива… Её последнее письмо написано незадолго до смерти Марии Авдеевны.

Яснотская прорицательница ошиблась.

Но если Инесса жива, от кого же тогда наследство?..

Все известные факты были странными, диковинными и на первый взгляд совершенно не связанными между собой. Я пыталась прилепить их друг к другу, склеить и так, и сяк, но на ум ничего толкового не приходило. Напротив, всё в моей голове окончательно перепуталось, мысли заблудились в безвыходном лабиринте и, пригорюнившись, недвижно замерли.

Я старалась не признаваться себе, что боюсь. Боюсь, что ясновидящая из электрички окажется права, и после двадцать шестого апреля с Инессой что-то случилось. Я молила Бога, чтобы это оказалось не так.