Лицо страха

Ее зеленые глаза расширились от страха. Дыхание перехватило, и она даже не могла вскрикнуть.

— Без шума, — свирепо произнес Боллинджер. — Если ты попытаешься позвать на помощь, я воткну этот шип прямо в твое прелестное горлышко. Я забью его в дверь позади твоей шеи. Ты понимаешь?

Она уставилась на него.

— Ты понимаешь?

— Да, — едва слышно произнесла она.

— Ты готова сотрудничать?

Она ничего не отвечала. Ее взгляд скользнул по его глазам, прямому носу, полным губам и волевому подбородку — к руке на рукоятке ножа.

— Если ты не собираешься сотрудничать, — спокойно произнес он, — я насажу тебя на вертел прямо здесь. Я могу пригвоздить тебя к этой чертовой двери. — Его дыхание сделалось тяжелым.

Дрожь прошла по ее телу.

Он ухмыльнулся.

Все еще дрожа, она спросила:

— Что вы хотите?

— Немного. Совсем чуть-чуть. Только немного нежности.

Она закрыла глаза:

— Вы — он?

Тоненькая, едва видимая ниточка крови струилась из-под острого кончика ножа, скользила по шее к воротничку ее яркого красного халата. Он глядел на маленькую струйку крови так, будто он был исследователем, наблюдающим за чрезвычайно редкой бактерией в микроскоп, и, удовлетворенный этим зрелищем, почти завороженно спросил:

— Он? Кто это он? Я не знаю, о ком ты говоришь.

— Вы знаете, — слабо произнесла она.

— Боюсь, что нет.

— Вы — он? — Она прикусила губу. — Тот, кто зарезал всех тех женщин?

Оторвав взгляд от ее горла, он ответил:

— Понимаю. Теперь понимаю. Конечно. Ты имеешь в виду того, кого называют «Мясник». Ты думаешь, я — Мясник?

— Это так?

— Я довольно много читал о нем в «Дейли ньюс». Он перерезает им горло, не так ли? От уха до уха. Я прав? — Он дразнил ее и был чрезвычайно доволен собой. — Иногда он даже потрошит их. Так? Поправь меня, если я не прав. Но именно это он делает иногда, правда?

Она ничего не отвечала.

— Я читал, кажется, в «Дейли ньюс», что он отрезал уши у одной из них. Когда полиция обнаружила жертву, ее уши лежали на ночном столике у кровати.

Ее трясло все сильней.

— Бедная маленькая Эдна. Ты думаешь, что я — Мясник. Не удивительно, что ты так напугана. — Он слегка похлопал ее по плечу, погладил ее темные волосы, словно успокаивал зверька. — Я бы тоже был напуган до смерти, если бы был сейчас на твоем месте. Но я не на твоем месте, и я не тот парень, которого называют Мясником. Можешь расслабиться.

Она открыла глаза, пытаясь узнать по его глазам, говорил ли он правду.

— Что я за человек, как ты думаешь, Эдна? — спросил он, делая вид, что его могли задеть ее подозрения. — Я не хочу причинять тебе зла, но я сделаю это, если буду вынужден. Я причиню тебе много вреда, если ты не будешь сотрудничать со мной. Но если ты будешь послушной и ласковой с мной, то я буду добр к тебе. Я могу сделать тебя счастливой, и я оставлю тебя такой, какой нашел. Безупречной. Ты безупречна. Совершенная красавица. И твое дыхание пахнет земляникой. Ты ела, когда я постучал?

— Ты сумасшедший, — мягко произнесла она.

— Теперь, Эдна, давай договоримся.

Он слегка нажал на нож. Слезы заблестели в уголках ее глаз.

— Ты ела землянику?

Она захныкала.

— Итак? — спросил он.

— Вино.

— Что?

— Это было вино.

— Земляничное вино?

— Да.

— Осталось хоть немного?

— Да.

— Я бы выпил.

— Я принесу.

— Я сам принесу, — ответил он. — Но сначала я должен отвести тебя в спальню и связать. Ну-ну, не пугайся. Если я не свяжу тебя, то рано или поздно ты постараешься сбежать, и я буду вынужден убить тебя. Поэтому я собираюсь связать тебя для твоего же собственного блага, чтобы ты не вынудила меня причинить тебе зло.

Все еще держа нож у ее горла, он поцеловал ее. Ее губы были холодные, жесткие.

— Пожалуйста, не надо, — еле вымолвила она.

— Расслабься и радуйся жизни, Эдна. — Он развязал пояс на ее талии.

Халат распахнулся. Под ним было обнаженное тело. Он легонько стиснул ее груди.

— Если ты будешь слушаться, то выберешься из этой ситуации. И сможешь получить удовольствие. Я не собираюсь убивать тебя, если ты сама не вынудишь меня. Я не Мясник, Эдна. Я... Я всего-навсего обыкновенный насильник.

2

Грэхем Харрис ощущал смутное беспокойство. Он никак не мог удобно устроиться в своем кресле. Взглянув на стоящие по окружности три телевизионные камеры, он внезапно почувствовал себя окруженным мыслящими и враждебными роботами. Он чуть не засмеялся над этим причудливым представлением. От напряжения у него немного кружилась голова.

— Нервничаете? — спросил Энтони Прайн.

— Немного.

— Не стоит.

— Может быть, не буду во время передачи, но...

— И ни тогда, когда снова выйдем на воздух, — сказал Прайн. — Вы так хорошо держались, — Хотя Прайн был американцем, как и Харрис, он ухитрялся выглядеть типичным британским джентльменом: утонченный, худощавый, немного щепетильный, раскованный, образец самоуверенности. Он сидел в кожаном кресле с высокой спинкой, точной копии кресла, в котором Грэхем почувствовал себя так неуютно. — Вы очень интересный гость, мистер Харрис.

— Спасибо. Вы сами интересный человек. Я не представляю, как у вас хватает остроумия пошутить и над собой. Я полагаю, этим вы обязаны жизни на телевидении, все-таки пять вечеров в неделю.