Ответ нас не порадовал. За «нашу пьеску» я, впрочем, не обиделась, ведь не написала из нее ни слова, а вот остальные скуксились.
— Может, у вас и к вашей роли, — слегка откашлявшись, дабы привлечь внимание, заговорил Макаров, — есть какие-то претензии? Раз мы переписываем концовку, можем переписать и роль деда, чего уж там…
В его интонации явственно слышалось недовольство поведением Леонеллы, но она то ли не поняла, то ли сделала вид, что не поняла, в общем, ответила со всей серьезностью:
— Нет, все сценки с данным персонажем меня устраивают. Умирая, он прощается с женой Таисией, кается в грехах и уходит на небо. Все как и в жизни. Только вот не все уходят на небо, некоторые за свои деяния варятся в котле где-то глубоко под землей. И не у всех, к сожалению, есть возможность проститься с близкими перед смертью. Многие, к горькому моему сожалению, уходят внезапно — молодые, красивые, непонятые и не насладившиеся жизнью. — Странно было слышать этот грустно-драматический монолог, произносимый хриплым голосом и грубыми интонациями, так свойственными Леонелле, но вносящими неприятный резонанс. Однако ее никто ни разу не перебил. Закончила она в своем стиле: — Но то, что в вашей детской пьеске кто-то все-таки преставился, меня, повторюсь, устраивает.
Да, забыла уточнить: в этой странной пьеске, как называет ее Леонелла, почему-то не преставился главный герой — сам Павлецкий. Но это, так сказать, видение фанатов, вмешиваться еще и сюда мне явно запретят. Фанфик — он и есть фанфик, пусть и написан не по фильму, а по реальной биографии.
Во время речи Леонеллы все недовольно переглядывались, видимо задаваясь одним и тем же вопросом: для чего она сюда приехала? Позорить всех подряд за три тысячи рублей? Но на дверь ей никто не указал: формально женщина никаких правил не нарушила. Макаров же открыто призывает всех делиться своим мнением.
Итак, за спорами мы не заметили, как время приблизилось к половине третьего. Уставшая подогревать борщ Таисия Арсеньевна была вынуждена зайти в библиотеку и призвать нас к совести и к обеду.
Я не хотела есть, во всяком случае со всеми (враг не дремлет, отравит меня со второй попытки, а там и не разберут, кто именно к моей тарелке приблизился, когда такая орава сидит вокруг небольшого стола), поэтому по-тихому отделилась от компании и вышла на улицу, чтобы и подышать свежим воздухом, и заодно подумать над историей. Так как я предложила изменения, мне казалось, что именно я обязана была их внести в текст, то есть поучаствовать не только в плане идеи, но и в плане реализации. Я понимаю, почему Ирина была против: она знала текст наизусть, как и многие другие, и вряд ли отличалась любовью к заучиванию и зубрежу, а ведь ей теперь придется этим заняться. Но я-то не знала пьесу вообще, и мне было все равно, что разучивать: новый текст или старый. Чтобы не наживать врагов, я дала себе обещание переписать как можно меньше, но при этом привести все действие в логику. Ведь Муза Поэта не могла просто так в самом конце взять и наброситься с кулаками на рэпера, тем более будучи глубоко беременной. Нужно дать намек зрителям, что все может так закончиться, где-то в середине пьесы. А зачем она вообще у них беременная, я не пойму? Для драматического эффекта? Может, и это убрать?..
Короче, занятая муками творчества, я ходила кругами по двору, пока не наткнулась взглядом на маленькую сиреневую крышку. Да, это крышка от бутылки с отравленным йогуртом. Как я могла забыть! Ее нужно упаковать и передать дяде Мише для лаборатории вместе с чаем. Меня ведь пытались отравить! Я настолько вжилась в образ фанатки рэпера, коей не являлась даже наполовину, что совсем забыла о более важных вещах!
Я походила вокруг этого места, где была крышка, но бутылка словно сквозь землю провалилась. Хотя она должна быть где-то здесь! Вот я заворачиваю за угол, Алена здесь на меня нападает, бьет по руке, и бутылка падает. Крышка еще у меня в руках, но начинается потасовка, и я ее тоже роняю. Она в итоге оказалась под кустами цветущей розы красивого ярко-лимонного цвета. А бутылка была прямо посреди газона, ведь мы обратили внимание на мертвых птиц, что лежали поблизости… Посмотрев еще внимательнее и даже сев на землю, я нашла остатки светлого йогурта с кусочками засохших ягод и фруктов, определив для себя место трагедии. Вот тут умерли несчастные птички. Но их тоже не было, как и самой емкости. Кто-то постарался убрать улики.
Я стала вспоминать, кто выходил из библиотеки за время репетиции. Да практически все. Кто в туалет, кто за водой. Тут обстановка была не такой строгой, как на репетиции концерта самодеятельности. Когда репетировали какую-то сцену, никто не смотрел на тех, кто в ней не участвует.