Лицом к лицу

— Ах!.. Да, да… я… Да, конечно… Но ведь — ах!. Вы знали его? — потом очень печально: — Несчастный… Ох, хорошо… буду вам очень признательна… Благодарю вас. — Потом о нашей квартире: — Да, да… Могло быть хуже… моя старая квартира была разрушена в осаду, теперь мы кое-как устроились, кое-какую мебель набрали — из кафе «Нью-Йорк», в таком стиле… Но все же! Лучше, чем ничего… С продуктами? Вы знаете, какие условия… перебиваемся потихоньку… Да, да, мой сын тоже… Вы привезли его записи… Боже мой!.. Хорошо… да, да, конечно, меня это интересует… Это было бы замечательно… Хорошо, тогда заходите… Когда нам удобно? В любое время. Только не сегодня. Не сегодня.

Понятно, не сегодня. На сегодня у тебя, небось, свидание.

— Конечно же, вы нам нисколько не помешаете, в любое время, поверьте… Я всегда дома по вечерам. Но лучше позвонить заранее. Я работаю секретаршей… — Баница, видно, спросил, не нужно ли нам чего. — Нет, ничего, серьезно. Ничего. — Потом: — Да… О, да… Просто так… разумеется, в наши дни модно жаловаться, но я не люблю жаловаться… Во всяком случае, не присылайте, а принесите сами, ладно?

Но потом, когда Баница явился — не на следующий день, еще были телефоны и разговоры, — это я пошел открывать. Шаркаю своими сандалиями по коридору, открываю дверь, говорю: «Вам кого?», хотя я слышал голос в трубке и сразу догадался, что он — Баница.

Он глядит на меня, ни слова, но мама тут же приходит:

— Товарищ Баница?

Баница пожимает ей руки, в стиле «глубочайшее почтение». Ну, я, конечно, ухожу. Но слушаю, что происходит, за дверью.

— Мебель ужасная, — говорит мама извиняющимся томом и гладит черный буфет с такими резными ма-дьярами-кочевниками. — Что попалось под руку. Но это неважно. Представьте себе, Ричард был специалистом по мебели. А я занимаюсь художественным ремеслом. Хотя… нужно быть благодарным за то, что остались в живых… Садитесь, прошу вас, и расскажите все по порядку.

Мама усаживает его и подходит к буфету, который только что раскритиковала в пух и прах, хотя это очень приличный буфет, вынимает полбутылки водки, ставит на пластмассовый поднос пару хрустальных стаканчиков.

— Я знал Ричарда Тренда еще по Будапешту, — говорит Баница. Тут я навострил уши и принялся заглядывать в полуоткрытую дверь.

На маме черная юбка и свеженькая, шелестящая только что выстиранная и выглаженная блузка; лицо у нее тоже белое и прекрасное.

— Смерть Тренда для всех большая потеря, — говорит он; тут, наконец, стало ясно, что отец умер.

— Да, — говорит мама, и они долго молчат. Потом он спросил, где мама работает, она делает гримаску.

— Художественное ремесло? — спрашивает Баница.

— Работаю секретаршей. У нас нет ни сырья, ни клиентов… Не очень веселая работа. А мой шеф не знает орфографии. Но после всех передряг спасибо и на этом.

Баница немного хмурится, смотрит на маму и говорит с холодком:

— Со временем мы научимся орфографии.

— А что вы делаете? — спрашивает мама.

Вот как это началось. А скоро он к нам заглядывал каждый день… «Ах! Я несчастная!» Еще немного, и Баница занял место всех, кто был и во время войны, и после войны. Во второй или третий раз мама спросила:

— У вас есть секретарша?

— Разумеется.

— Красивая?

Он качает головой.

— А вы не хотели бы меня взять в ваше бюро? Или вы и без того довольны?

— Не то, что доволен…

— Значит, красивая?

— Пожилая вдова. Но даже если бы она была самой красивой в мире, директору не пристало флиртовать с сотрудницами.

— Ах, в таком случае, — и мама смеется, сверкая белыми зубами, — в таком случае лучше уж вы меня не принимайте.

Баница понял, что она имела в виду, и я тоже. Мама отдала ему отцовскую книжку.

— Возьмите ее с собой, пожалуйста. Вы мне скажете, что там написано, ладно?

— Это длинная, длинная история, — вздыхает Баница.

— Не завтра же. Когда-нибудь. Вы мне расскажете? Когда-нибудь в будущем?

Как только слышу, что Баница ушел, запускаю сандалием в стену.

— Что это за типчик?

— Как ты выражаешься? Он был другом твоего отца.

— … и будет твоим.

— Не смей говорить непристойностей.

— Когда ты начинаешь угощать водкой…

— Ах, ты, грязный звереныш… — Она показывает на одну из дверей. — Соседи!

— Ну да, что ты думаешь, у них нет глаз и ушей? — я смеюсь.

— Звереныш, — говорит мама и уходит. И забирает на кухню стаканы.

Немного погодя вся история начинает сводиться к жилищному вопросу. Мама сказала Банице, чтобы тот постарался получить квартиру побольше или же вытурил наших соседей. Баница повертелся и кое-что сообразил, достал маленькую квартиру, отдал ее соседям, а к тому времени я выточил для Баницы отдельный ключ от квартиры. Я в этом толк понимаю.

Но звать его «папа»? Еще чего! Тоже мне папа! Он неплохо устроил делишки, что верно, то верно. Маме он объяснял, что легче получить новую квартиру, чем выгнать из нашей соседей, то есть, конечно, относительно легче. И все равно мама сказала, что не слишком он умен. Чистая правда — не очень умный. В том смысле, что не смог для себя отхватить то, что Кертеши.