Римлянин перестал вдруг при её словах намазывать паштет на кусок хлеба и посмотрел свенке в лицо долгим взглядом. Рианн заметила, что глаза его опасно сузились, она уже знала, чем это грозит. Ну всё… Выпросила на свою голову… Держись теперь.
— А это не твоего ума дело! Занимайся тем, что должна, как рабыня, понятно?
Она поджала губы и сухо сглотнула.
— Ты поняла меня? Рианн? Я не слышу.
— Конечно, — она согласно кивнула.
Помолчали. Он ел, а она просто следила за ним со своего места. Он не тронул её, не ударил и сдержал свой гнев. Поэтому Рианн опять спросила:
— Почему вы не дали мне умереть?
Центурион перевёл глаза ей на лицо, помолчал, пожал плечами, отвечая:
— Не знаю…
— Зачем ухаживали, тратились на врача? Зачем?
Он и на этот раз так же пожал плечами, но не ответил, и так понятно, что не знал. И Рианн шепнула:
— Я пойду…
Он не стал её останавливать.
Часть 7
После этих событий несколько дней центурион дежурил по ночам, уходил вечером и приходил утром, завтракал, полдня отсыпался и уходил в город до вечера. В такие дни Рианн отдыхала от него, весь день старалась сама не попадаться ему на глаза, уходила и сама в город. Или пока её хозяин отсыпался, работала за станком. К тому времени, как центурион обычно поднимался, Рианн уже собиралась и уходила по лавкам, относила готовую ткань, брала нити на новую работу. Сама старалась вернуться тогда, когда римлянина уже не было. А ночью она была предоставлена сама себе. Уж тут она могла быть уверенна, что никто не тронет её. Она работала, вечерами штопала, ткала, стирала, спокойно могла помыться на кухне, и никого не боялась.
Такие ночные дежурства центуриона были для неё отдыхом.
По утрам центурион возвращался усталым и озабоченным своими делами, в сторону рабыни своей даже не глядел.
А потом его перевели на дневные дежурства, и в первые дни Рианн ждала, что хозяин придёт к ней в её угол, она боялась этого и не знала, как вести себя с ним. Но центурион всё так же возвращался усталым и подолгу просиживал один в раздумьях. Что-то там, на службе, тревожило его, что-то занимало все мысли.
Постепенно наступала осень, дни становились короче, задули холодные ветры, часто и подолгу шли промозглые дожди. От местных в городе Рианн знала, что урожай собрали маленький, ждали голодной зимы, а старший центурион крепости готовился к мятежам, усилил караулы, и жизнь у местных легионеров стала несладкой.
Рианн и сама замечала это. Хозяин стал оставлять на расходы всё меньше и меньше денег. Свенка и сама экономнее стала тратить их, но нужен был уголь для жаровни, ночи стали холодными, и приходилось тратить свои, заработанные ткачеством деньги.
Раз или два в декаду центурион сам приходил в её угол по ночам, упрямо сламывал сопротивление свенки, овладевал ею, получал своё и уходил. Он почти не разговаривал с ней, не бил, но если Рианн сильно уж сопротивлялась, тогда в руках римлянина просыпалась сила, которой молодая свенка противостоять уже не могла. Она сдавалась его напору, позволяла ему брать своё, но всеми силами выражала свою безучастность и немое несогласие.
Постепенно через прошедшее время Рианн даже понемногу начала привыкать к тому, что живёт с мужчиной, со временем стала и сама хоть что-то получать от близости с ним, научилась терпеть его чуть грубоватые ласки, угадывать по выражению лица, глаз, губ его настроение, его желания. Знала, когда с ним можно заговорить, когда лучше вообще молчать и не попадаться на глаза, когда нужно предложить вина, а когда холодного молока и кусок свежевыпеченного ещё тёплого хлеба из лавки пекаря.
Она была женщиной, она могла многому научиться, многое терпеть. Тем более, она была его женщиной и должна была научиться привыкнуть к центуриону. Другой жизни у неё не было и не могло быть в её положении.
Рианн пришла на кухню и встала спиной к стене, протянув ладони к горящей жаровне. Центурион в это время ужинал, вернувшись со смены, как всегда, усталый и замкнутый, как и в последние несколько дней. Как же ей не хотелось сейчас говорить об этом, видно же, что он не в настроении, но ждать другого дня можно ли?
— У меня задержка… — чуть слышно начала первой. Она несколько дней набиралась смелости, чтобы заговорить об этом.
— Что? — он переспросил, нахмурившись.
— Вы меня слышали…
Какое-то время он просто молчал, глядя на рабыню свою нахмуренно, словно слова её не доходили до него.
— Но я же всегда…
— Не всегда! — перебила его Рианн, хотя и знала, что он этого не любит, но ей хотелось кричать ему в лицо. «Да! Да, вот именно — не всегда! Может быть, несколько раз ты делал это, ты засевал меня… И теперь я беременна от тебя! Я ношу твоего ребёнка! Что теперь ты будешь делать? А?»
Но центурион молчал, глядя на неё, видно было, как он сжимает и разжимает зубы, переживая злость от происходящего. Что он сделает? Выйдет из себя?
— Я, может быть, всего-то пару раз… — голос его был сиплым, выдавая его.
— Хватит и одного… — снова перебила Рианн.