Лицом на ветер (СИ)

Ну, ладно, так ладно. Рианн поднялась и ушла к себе, разделась и забралась под одеяло, сверху накинула свой плащ, чтобы было теплее. Центурион чем-то там гремел, видно, перекапывал свой сундук с вещами. Рианн обычно туда даже не заглядывала.

Конечно, она слишком доверилась ему после вчерашнего, подумала, что может рассчитывать на его поддержку, но он остаётся собой всегда и везде. Она для него всего лишь рабыня, он просто спит с ней, когда ему это надо.

От воспоминаний прошлой ночи потеплело в животе, кровь быстрее пошла по венам, она даже ощутила некоторую тяжесть и влагу там. О, Фрейя! Всё не прошло даром, она продолжает жить воспоминаниями и, наверное, её тело хотело бы повторения вчерашней ночи. Но вряд ли она сможет довериться ему, как это было вчера. Вчера ей даже было жаль его, хотелось хоть чем-то помочь ему, но сегодня…

С другой стороны, а чего она хотела? Что он поддержит её? Примет её сторону? Отправит этого старика Децима, так, что ли? Конечно же, нет, он никогда не пойдёт против правил из-за неё. Он правильно ей сказал, она должна помнить своё место. Она просто — рабыня. Нечего жить мечтами и тайными надеждами о лучшей жизни. Он не изменится. Никто не меняется. И если он заберётся к ней на ложе опять, повтора вчерашнего он не получит. Никогда не получит. Она будет сопротивляться и сама ни шагу не сделает ему навстречу. Хотя сколько раз уже она сама себе в этом клялась? Но сейчас, сейчас она знает, кто она, и разбитая губа это подтверждает. Он просто пользуется ею, как женщиной, вот и всё.

* * * * *

Часть 11

Он вернулся вечером, рабыня его опять сидела за станком, продёрнула уток, только потом поднялась навстречу. Центурион раздевался, а она просто стояла и следила глазами за его руками. Вот он снимает плащ, дождя сегодня не было, поэтому центурион просто повесил его на деревянный гвоздь на стене. Снимает пояс с коротким мечом слева и кинжалом, начинает расстёгивать ремни кирасы, Рианн не помогает ему, и он возится дольше обычного, вот снимает её, потом садится на скамью и начинает развязывать ремни высоких сапог.

— Ты что, опять работаешь? — спрашивает, не поднимая головы. — На кого на этот раз?

— На Авия…

— Вот нравится тебе наступать на одни и те же грабли, — усмехнулся, дёрнув подбородком. — Там тоже фрукт, не лучше Децима…

— Он дал мне шерсть по низкой цене.

— Пока…

— Правда, она у него тоньше, так медленно идёт ткань… — Рианн сокрушённо покачала головой и не смогла сдержать вздоха. — Сижу с обеда, а поднялась-то совсем на чуть-чуть.

— Ну вот…

Марк прошёл по комнате, расстёгивая ещё один пояс, Рианн ушла на кухню собирать на стол, ещё чуть-чуть подсыпала угля в жаровню, налила воды в таз. Римлянин мылся, спустив свободную тунику до пояса, поливал водой на спину, грудь, шею, подмышки, лицо, фыркал и разбрызгивал воду. Рианн наблюдала за ним, не сводя взгляда со смуглой чуть загорелой кожи, видела мелкие шрамы на спине, на плечах. Где и когда он получил их? С кем? Некоторые из этих шрамов она уже видела у него, когда он забирался к ней на постель, некоторые даже чувствовала пальцами в темноте, особенно на руках, на предплечьях, когда пыталась оттолкнуть эти руки от себя.

Она заставила себя отвернуться, чтобы не смотреть на него. Центурион, вытираясь полотенцем, ушёл, потом снова вернулся уже в другой тунике под горло и с длинными рукавами. Несмотря на жаровню, было прохладно. Рианн и сама ходила в тунике и в платье и ещё набрасывала короткий плащ. Марк бросил на стол кожаный мешочек.

— Это деньги на хлеб и уголь. Тебе незачем покупать это всё самой.

— Откуда? — Рианн смотрела ему в лицо. — Разве вам уже выдали жалование?

— Я продал кое-что ненужное…

— Ненужное?

— То, чем я не пользуюсь, что просто так лежит.

Рианн помолчала, потом заговорила снова:

— Вы неправильно говорите звук «р», не по-свенски, его надо говорить мягче. — Она произнесла, как надо. — Так. Я долго не могла привыкнуть, не понимала вас. Попробуйте. — Он попробовал произнести непослушный звук, и свенка засмеялась невольно. — Нет, не так, надо ещё мягче… — Улыбнулась, слушая его попытки. — Конечно, сейчас вы говорите получше, чем было в начале, наверное, из-за меня, но… — Покачала головой разочарованно.

— Дикс говорит так, я учился многому у него.

— Дикс уже больше ваш, чем наш, он уже не свен. — Опять покачала головой, налила молока в две глиняные кружки.

— У него мать свенка, а отец — римлянин, он женился на ней и отслужил положенные двадцать пять лет. Дикс родился незаконнорожденным, а мать его сейчас уже гражданка…

— Такое бывает? — Она ломала душистый свежий хлеб на большие куски. — И он не испугался жениться на свенке?

— Да многие не боятся!

— А вы? Вы бы испугались?

Он помолчал, наблюдая за её руками.

— Не знаю, на что ты намекаешь, но я уже женат.

— Ни на что, просто интересно.

Она разрезала сыр маленьким ножом на тонкие пластики, а римлянин уже жевал хлеб, запивая его холодным молоком.

— Если бы влюбился, то, может быть, и женился бы.

— Влюбился? — она переспросила, улыбаясь.