Лицом на ветер (СИ)

Он раскрыл её, рывком раздвигая бёдра. Девчонка хрипло дышала и застонала с болью, когда он начал входить в неё. Он перемазал пальцы в крови и обтёр их об её же платье. На этот раз римлянин не жалел её, вошёл рывком сразу во всю длину по-первобытному, заполняя её всю, демонстрируя силу и власть. Рабыня хрипло дышала, прижатая щекой к столешнице. Марк сделал несколько пробных толчков, глубоких, сильных. На этот раз она постанывала от его мощных ударов, наверное, от боли. Влаги было не так много, как в первый раз, тем более, после прошлого раза надо было, по идее, дать ей время оправиться, отдохнуть и зажить. Но ничего, она потерпит, она терпеливая. Она же свенка, варварка, они все такие…

Удар за ударом, несколько глубоких и сильных толчков, потом следом несколько коротких и быстрых, опять пара-тройка глубоких медленных до самого конца. Он чувствовал, как с каждым толчком вздрагивают под ним её ягодицы, как сопротивляясь, она стискивает его член мышцами своего лона, будто пытается не пустить его, остановить. Глупая дурочка. Она думает, что этим мешает ему, не пропускает его в себя, но всё наоборот, она только лишний раз ласкала его этим, становилась ещё туже, теснее, такой плотной, такой горячей. Какая молодец, другие годами этому учатся, а ты умеешь всё сама, и не скажи, что невинная девушка. Как опытная шлюха…

Он улыбнулся и, подтянув девчонку за волосы, попытался поцеловать в шею под затылком. Свенка и на этот раз замотала головой, отталкивая его. Тогда Марк вошёл в неё глубоким и сильным толчком и в этот момент сильнее подтянул её на себя за волосы. Он даже смог достать губами её висок, ухо, поймал зубами серебряную простенькую колечком серёжку в мочке, потянул на себя, вдавливаясь сильнее в её лоно, расплющивая под собой её ягодицы. Довчонка опять застонала и задрожала там, в самой глубине своего горячего упругого тела, стиснула его член так сильно, что у центуриона перехватило дыхание.

Проклятье! Он и не думал так быстро кончать, он хотел ещё помучить её, но она… она… это всё она…

Он успел выйти из неё в последний момент и кончил ей на ноги, наблюдая с упоением, как семя стекает вниз по бедру свенки. Хрипло дышал, всё ещё держа девчонку за волосы. Лёг грудью ей на спину и подтянул к себе, поворачивая её голову на бок, достал до приоткрытых губ и поцеловал. На этот раз она не могла сопротивляться, только закрыла влажные от слёз глаза, покоряясь напору римлянина. Какие у неё мягкие губы, они созданы для поцелуев, только пересохли немного. Он целовал их, покусывая, ласкал языком. Девчонка возмущённо застонала, сейчас, дорогая, сейчас, я отпущу тебя, потерпи ещё немного.

Центурион отпустил её волосы и вытащил руку свенки из-за пояса, девчонка вскрикнула от боли в затёкших мышцах, сама потихоньку вытащила из-под себя вторую руку. Выпрямилась на дрожащих ногах, качнулась и поймала рукой стол, чтобы не упасть, расправила подол платья, закрывая от глаз центуриона всё, что он открыл, на что любовался сейчас. Так и стояла к хозяину спиной, не шелохнувшись, будто приводила в порядок свои мысли, чувства, слушала саму себя.

Марк заметил на её открытых руках следы после побоев — красные длинные полосы. Они небольшие, это же не бич, дня два или три, и следов не останется вовсе, но приятного, конечно, мало. Сама виновата.

— Убери здесь всё! — приказал и вышел, оставив рабыню убирать разбитую посуду и разбросанную еду.

Завалился на перебуренное ложе, положив руки под голову. Как он устал. Ночное дежурство, глаз не сомкнул, и ещё эта германка. Сколько нужно сил, чтобы перебороть её, сломить, заставить подчиниться, каждый трах через силу. Он улыбнулся, вспоминая последние события. И всё равно он не отказался бы от неё. Да, она опасная, она никогда не подчинится, потому что родилась свободной, она знает, что это такое.

Надо будет попрятать все ножи, а то мало ли что, ещё воткнёт в спину, кто их, германцев, знает, а от этой так вообще можно ожидать что угодно. Вон она как смотрит, с ненавистью и сопротивлением. Ударила по лицу. Стерва…

А девка всё равно симпатичная. Да, денег за неё запросили немало, все запасы отдал, всё, что скопил, но она того стоила. Какой взгляд, какая упрямая линия губ. Да. Длинные светлые волосы по-германски, серые глаза, чистая кожа, светлая без загара, сильная, гибкая, как кошка. Она родилась свободной и ей, ой, как тяжело, подчиняться кому-то, видно, как она переступает через себя. Одно удовольствие переламывать такую, заставлять её делать то, что ты хочешь, что тебе надо. Это тебе не гарнизонная волчица, которая за деньги будет согласна на всё…

Он прислушался. Слышно было, как она возится на кухне, собирает осколки битых чашек. А ещё он уловил, что она плачет там один на один с собой. Ого. Ничего себе. А он-то думал, что никогда не заставит её расплакаться, железная она, что ли, гордая сильно, а, оказалось, нет… Все они, бабы, одинаковые, какого бы рода-племени ни были.