Литта (СИ)

— Она рвётся!

— Взгляни по сторонам.

— Что это?

— А какое оно?

— Переливается. Прозрачное. Меняет форму.

— Что делаешь ты?

— Повисла.

— Бери сгустки и лепи всё, что придёт в голову.

— Зачем?

— Лепка успокаивает и отвлекает от падения, моя девочка. Сделай нечто плоское.

— Поднос?

— Всё равно.

— Сделала.

— Теперь подтянись и сядь на него. Та-ак! А сейчас смотри внимательно, моя девочка. Сиденье под тобой шевельнулось — ты чувствуешь, что потяжелела? — и медленно поплыло кверху…

— О! Я лечу! Кажется, я поняла! Но это так чудесно!

Кипящий негодованием Дарт круто развернулся и вышел, слыша за собой счастливый смех Литты.

Джон Доу, не открывая глаз, развёл руки в стороны и опустил их. Вдохновенная улыбка Литты постепенно перешла в застывшее движение умиротворённого созерцания.

— Заходил Дарт.

— Успела увидеть?

— Да. Он чем-то недоволен.

— Ревнует.

— А есть основания? — Литта с весёлым любопытством вгляделась в склонённую над нею неподвижную мозаичную маску, в сияющую глубину сине-зелёных глаз.

— У Дарта есть. Он видит верхний слой событий — для ревности ему этого достаточно. Почему ты вздрогнула?

— Не знаю, как определить это ощущение. Что-то множественное, но целостное… Смешно, но первое, что приходит в голову, — упорядоченный хаос. Да, хаос и чистая злоба… Оно приближается.

— На что оно похоже?

— На стаю ворон из Мёртвого города. Мурашки по спине — такая жуть от них. Ты знаешь, что это такое?

— Нет. Я почему-то их не вижу. Может, мои способности пока спят. Или я пока ещё не помню всех своих возможностей.

-

Детский лепет. Даже наврать не мог убедительнее.

Но наврал. И Безымянный промолчал, не укорил, по обыкновению, за ложь.

Считывая информацию со структур, покрывалом сияющих вокруг оживлённо болтающей девушки, он в душе радовался, что вместо нормального лица имеет маску из кусочков кожи, что лицевые мускулы пока тщетно напрягаются изобразить то неудержимое отчаяние, которое он испытывал…

Итак, их встреча предопределена. Он должен научить её защите. Он должен защитить её. И — уйти. Вот она — миссия, ради которой он жил до сего времени… Неужели астероид является порогом? Шаг с него — и неизбежная смерть на корабле чужаков? Единственная альтернатива — быть разорванным в клочья чёрными тварями?

— Что ж ты молчишь, Безымянный?

— Я не предсказатель.

— Но им нужен ты.

— Я нужен всем, кроме тебя.

— А что нужно тебе?

— Мне… Хочу домой, в свой храм, в свой покой…

— Ты счастливее меня, Безымянный. Тебе есть куда возвращаться. Есть о чём тосковать. А о чём тосковать Джону Доу? Разве о возвращении памяти…

24.

Космошлюп "одели" в несколько изоляционных слоёв. Крис видел в глазах инженеров сомнение, но не задумывался о причинах. Одержимость будущим полётом сделала его более замкнутым, суховатым — так думали подчинённые. По мнению Вэла, Крис, напротив, стал рассеяннее. Но ни то, ни другое не соответствовало истине.

Изредка, в моменты отчётливого возвращения к реальности, Крис понимал, что всеми его поступками, решениями распоряжается кто-то со стороны. Он не сопротивлялся, так как цели того, со стороны, и его самого совпадали. Оба стремились во что бы то ни стало попасть на астероид. Иногда Крис чувствовал, что некто стоит за спиной вплотную, ходит шаг в шаг с ним, словно боясь выпустить его из-под контроля. Но осознание странности происходящего быстро уплывало, и Крис ощущал себя больным: все вокруг говорили так, словно спрятались от него за тонким стеклом; едва начинал говорить он сам — тут же морщился от неестественной громкости своего голоса. И мучила его не то головная боль, не то неопределённость собственного внутреннего состояния. И всё вместе сказывалось довольно нудным давлением над бровями. Будто на лоб сильно надвинули узкий металлический обруч.

Он первым сошёл в космошлюп и встал у пульта управления. Шестеро добровольцев быстро устроились в креслах и застыли в ожидании сигнала.

— Закрыть люк.

Система педантично сработала на голос: закрыла люк, затем над люком с сухим шелестом сомкнулись защитные плиты.

— Вывод из ангара.

Стена звездолёта послушно раздвоилась в стороны, и космошлюп выплыл из ангарного отсека звездолёта в прозрачную темь безвоздушного пространства.

Отросшие за время путешествия волосы Криса, привычно откинутые назад, резко смялись сверху. Сам он ничего не заметил. Только гримаса, болезненная и раздражительная, скользнула по его рту, когда обруч снова стиснул лоб. И капли крови, в струйку побежавшие из внезапной ранки на виске по напряжённой коже, он стёр машинально, сочтя их потом.

Потребовалось бы восприятие несколько иного уровня, чтобы увидеть: голову Криса, словно странный шлем, обхватила цепкая ладонь. Хищно расставленные когтистые пальцы прижались к коже так сильно, что процарапали её до крови.

Эрисианские воины нисколько не удивились, когда их предводитель почти шёпотом произнёс пограничные слова, оставлявшие их всех обречёнными:

— Подходим к силовому полю противника.