«Литва» и «Русь» XIII-XVI вв. как концепты белорусской историографии

В Петербурге существовали свои давние традиции изучения ВКЛ. А. Пресняков рассматривал зарождение государственности ВКЛ на широком истории Восточной Европы: «Западной Руси готовилась судьба пойти материалом на строение нового политического здания - Великого княжества Литовского, войти в состав «земли Литовской» в тесном смысле слова, центральной области государства, к которой другие области русские примкнули как аннексы» [9].

Взгляды М. Любавского на соотношение «Литвы» и «Руси» в ВКЛ были полностью восприняты польским историком С. Кутшебой [10]. Однако О. Халецкий дал свою интерпретацию понимания «Руси» ВКЛ. Он считал, что вся территория Виленского и Трокского воеводств до административной реформы 1565-1566 гг., включая и Поднепровские и Подвинские волости, считалась современниками «Литвой», а под «Русью» или «Русью Литовской» понимались только автономные земли (Полоцк, Витебск, Киев, Волынь и т. д. - «аннексы»), «федеративный» статус которых определялся великокняжескими привилегиями [11]. Соотношение «Руси» М. Любавского и О. Халецкого была проиллюстрирована на карте, приведённой в публикации В. Насевича и М. Спиридонава [12] (см. Карту 1). Интерпретация Халецкого предопределялась прежде всего набором источников, на которые он опирался, преимущественно законодательных актов, практически игнорируя многочисленные случаи употребления терминов «Русь» и «Литва» в менее «статусных» документах как публичного, так и частного характера - хозяйственных, судебных, дневников, частной переписки и т. д. [13] К примеру, владения Скиргайло, оговорившему себе право сохранить православное вероисповедание при заключении Кревской унии, в конце его жизни, в 1393-1396 гг., когда ему при содействии Ягайло Витовта удалось завоевать Витебск, Киев, Овруч, Житомир, как раз и составляли «Русь», в отличие от «Литвы», где после Островского соглашения 1392 г. правил Витовт [14].

В дальнейшем в историографии установился как бы консенсус относительно содержания терминов «Русь» и «Литва», хоть к самой проблематике этнополитической структуры так или иначе обращались многие исследователи, занимавшиеся историей ВКЛ. Инициативу тут проявили польские историки и языковеды. Речь шла именно о восточной этнической границе литовцев в эпоху Средневековья [15]. Согласно этим разработкам, в древнерусские времена эта граница проходила примерно по линии: оз. Освейское - Дисна - Плиса - Будслав - Заславль - Рубежевичи - Деревная - Белица - Слоним - Волковыск. К ХІV ст. она передвинулась с левого на правый берег Нёмана и проходила примерно параллельно руслу этой реки - т. н. "линия Сафаревича" (граница концентрации поселений с названиями на -ишки) [16].

«Литва» и «Русь»: новейшая белорусская историография

В новейшей белорусской историографии (с конца 1980-х годов) вопрос об этнополитической природе ВКЛ вошёл в число канона тем национальной истории (определение Райнера Линднера) [17]. В задачи этого историографического обзора не входит анализ концепций возникновения Великого Княжества Литовского. Но так как эти работы имеют непосредственное отношение и к нашей тематике, концептуальные положения подобных исследований необходимо отметить.

Как дискуссионную эту тему заявил Микола Ермалович. Строго говоря, основные тезисы своей концепции Ермалович сформулировал ещё в 1968 г., когда завершил работу над книгой "Па слядах аднаго мiфа" («По следам одного мифа»), которая длительное время распространялась в виде самиздата под законспирированным названием «Сто старонак» («Сто страниц») [18] и впервые легальна была опубликована в 1989 г. [19]

М. Ермалович локализировал «летописную Литву» на территории Верхнего Понеманья между Полоцкой, Турово-Пинской и Новогородской землями и вместе с ними являлась одной из исторических земель Беларуси [20] (см. также карту Ермаловича с местоположением Древней Литвы) [21]. В дальнейшем, в XVI в., по Ермаловичю, название Литва распространилось на всю территорию современной Республики Беларусь и восток Литовской Республики. Большая часть территории Литовской Республики определялась как Жамойць (Жемайтия) - шире историко-этнографических границ собственно Жемайтии. Определение Русь было закреплено за той частью территории Украины, которая входила в состав ВКЛ [22].

Концепция Ермаловича [23] вызвала живую реакцию в Беларуси и за её границами - появились критики [24] и, одновременно, эпигоны. Эта концепция активно проникла в историко-публицистическую и популярную литературу (Владимир Арлов [25], Витовт Чаропка [26]).