«Литва» и «Русь» XIII-XVI вв. как концепты белорусской историографии

В плане определения места «Литвы» и «Жмуди» к взглядам Ермаловича весьма близок белорусский эмигрантский историк Павел Урбан. «Жмудь» Урбана - это так же понятие значительно более широкое, чем историко-этнографический регион Жемайтия. Важная задача Урбана - разграничить «литвинов» и «жмудинов». В рамках этой программы находится утверждение историка, что «от 1579 года в изданиях, которые… выходят в Кёнигсберге, жмудинский язык начинает называться литовским» [27]. Уже в новейший период в Беларуси была опубликована новая работа Урбана. В книге «К вопросу этнической принадлежности древних литвинов» автор сформулировал следующий тезис: «Аукштайтия была отдельной землёй и никогда не отождествлялась с собственно Литвой» [28]. Расширенный вариант (в первую очередь через включение приложений) этой книги под названием «Древние литвины» был опубликован через 7 лет [29]. Используя свою интерпретацию ономастического материала, Урбан, как и раньше, стремился обосновать свою главную мысль о славянском происхождении племени Литва. В этом взгляды Урбана были более радикальны, чем даже у Ермаловича, который безусловно признавал балтское происхождение древних литовцев.

Неожиданно взгляды Урбана поддержал гомельский лингвист и историк Александр Рогалев. Говоря о Верхнем Понеманьи как о регионе, где в середине XIII в. возобладали центростремительные тенденции, исследователь выделяет и те территории, которые станут "яблоком раздора" сначала ВКЛ и Червоной (Галицкой) Руси, а затем ВКЛ и Московии. "На этих, "переходных", землях сохранится реликтовый древнерусский суперэтнос, инертный, аморфный, безынициативный, консервативный, но коварный своим непостоянством и неопределённостью в политических симпатиях" [30]. Рогалев считает, что остатки этого древнерусского суперэтноса на протяжении XIV-XV вв. вошли в состав русской, украинской и белоруской народностей. И в силу того, что каждая из этих народностей вбирала в себя в Верхнем Поднепровье, Посожье, в Припятском и Чернигово-Сумском Полесье (всё это - очень архаичные зоны в историческом, этнографическом и лингвистическом отношении) остатки древнерусского суперэтноса, чёткие языковые границы между названными народностями не обозначились. Как видим, гомельский исследователь активно использует понятийный аппарат Льва Гумилёва [31].

В вопросе локализации «исторической» Литвы Рогалев солидаризуется с Ермаловичем [32]. К XIV в., по мнению Рогалева, на современной белорусской территории явственно различаются два основных этнонима - «литвины» и «русины». И далее следует следующая констатация: «Литвины - это представители нового восточнославянского этноса, русины - это обобщённое наименование восточнославянских субэтносов и этнографических групп в границах былой Древней Руси» [33]. В собирательном наименовании «литва», «Литва» сочеталось два значения: собственно этническое и территориально-географическое. По мнению Рогалева, второе из этих значений являлось более устойчивым. На практике это означало, что соответствующее собирательное наименование в территориально-географическом его понимании закреплялось за той или иной территорией. «Вот почему Верхнее Понеманье называлось Литвой и до возникновения белорусов, и в новое время, вплоть до XIX-XX вв.; вот почему и государство, которое неизбежно оформил возникший этнос, называлось Великим княжеством Литовским» [34]. Похоже, Рогалев всё же не решил поставленную перед собой задачу объяснения перехода названия с балтского на славянское население.

Александр Кравцевич настаивает на изначально биэтничном наполнении хоронима «Литва» (Lithuania Propria). По мнению этого белорусского историка историческое ядро ВКЛ - Верхнее и Среднее Понеманье, - представляло собой межэтническую контактную зону, заселённую смешанным балто-славянским населением. И далее: «Создание нового государства не остановило процесс балто-славянского взаимодействия и не изменило его характера» [35]. Как раз в этом А. Кравцевич видит причину того, почему правящая династия ВКЛ хоть и имела балтское происхождение, тем не менее, по его мнению, не пыталась остановить процесс ассимиляции балтов восточными славянами, а, наоборот, способствовала ему, принявши восточнославянскую систему государственной организации и древнебелорусский язык в качестве государственного. Базовы вывод Кравцевича следующий - ВКЛ с самого начала было биэтническим балто-восточнославянским государством с доминированием восточнославянского элемента [36]. Следует отметить, что когда последний вывод (о доминировании) приложить к политической истории ВКЛ середине ХIII-XIV вв., то он явно не срабатывает.