ЛЮ:БИ

Сирена на другом конце провода оказалась, что и требовалось доказать, прежде всего психологом – да таким, что Суховой тотчас захотелось поведать ей о «горькой своей доле», от чего, впрочем, она удержалась: если все рассказать самой, какие тогда услуги оплачивать? Но, бог мой, как же хотелось выдавить из печенок, из кишок это вот: «Я не допущу, не допущу, – слышите? – не допущу того, чтобы мой сын краснел при произнесении слова папа, как это всегда было со мной, когда родители развелись! Как мне сводило челюсть, когда нужно было сказать папка для тетрадей! Не допущу-у, слышите, э-эй?!..» – вместо этого Сухова отстраненно, словно не о себе, информировала, как сказали бы эти, сирену о своих операциях, переездах и пр. «травматических ситуациях», зная которые она – «Я работаю с корректным временем: только тогда натальная карта будет правдива: вы должны узнать точное время своего рождения», – конечно же, просмотрит тенденции и раскроет ей, Суховой, тайну ее предназначения… «Планеты Солнечной системы – своего рода таймер, – пела сирена: Сухова, впрочем, с трудом улавливала смысл слов. – Должен быть и соответствующий аспект на небе… Классическая западная астрология… Время, вытягивающее из нас потенциал…» – интересно, сколько вытянет из меня твой астропрогноз, думала Сухова; когда же сумма – восемь тысяч – была озвучена, heroИня наша поспешила проститься. «Мой коллега сделает дешевле – могу рекомендовать! – не успокаивалась психологиня. – За шесть. Шесть тысяч рублей вас устроит? Подробнейший индивидуальный гороскоп и двухчасовая персональная консультация… В Москве вы не найдете профессионала дешевле, я вам говорю как специалист…» – далее опускаем.

«Еще один служащий этой компании покончил с собой: ежегодно от трехсот до четырехсот человек во Франции сводят счеты с жизнью по причинам, связанным с проблемами на работе. Психологи заговорили об эпидемии „профессиональных самоубийств“. Самые громкие случаи – в компании France Telecom» – Сухова поспешила щелкнуть пультом и уставилась в Лунный календарь: что ж, до растущей не так много, ну а сегодня… сегодня – тринадцатое, сегодня она – как и все эти полгода – снова зайдет в церковь, чтобы купить тринадцать свечей. То, что церкви лучше менять, Сухова поняла после того, как в ответ на ее просьбу дать сдачу мелочью, а не купюрами, монахиня фыркнула: «Это еще зачем?» – «Батюшка велел. Для отчитки…» – соврала Сухова. – «Странный какой-то батюшка! И где нашла такого?..» – но сдачу-таки дала, и Сухова, вернувшись домой, подкинула да и шмякнула об пол горсть монет. Утром, не умываясь и не причесываясь, она должна будет собрать их, положить в новый носовой платок, завязать тот крепко-накрепко и спрятать под кровать… главное, чтобы Данька не тронул, надо ему напомнить: пускай смеется – плевать! Она же не только для себя старается… шестой кулечек: аккурат последний…

Проснувшись от внезапного толчка, Сухова метнулась в прихожую и остолбенела: пол сиял девственной чистотой – никакой тебе мелочи. «Данька! – крикнула наша heroИня. – Ты?!..» – кинувшись в спальню, она уже хотела ввалить сыну по первое число, но вдруг резко остановилась, увидев его, крепко спавшего в усыпанном монетками кресле; пустая аптечка валялась рядом, тут же.

Диптих

Створка 1: [кто-то, в Париже…]

Кто-то, в Париже – «Париж прекрасен, но он смердит»[44] – чувствует то же, что и я. Не суть, «она» или «он»: важен сам факт ее/его существования. Qui a – ки э – fonde cette ville – фонде сэт виль?..[45]

Вы можете не расслышать. Или усмехнуться. Сделать такой-то или такой-то вид: это ничего не изменит, ведь я – воровка огромного города, воровка целой улицы, а значит – богачка!

Краду дождь, воздух, асфальт, свет фонаря, мелодию французского аккордеона: жизнь назад, в переулке. А он/а, чей язык мне, невежде, неведом, уже дышит в затылок. От этого слегка не по себе – двойник («нечисть»?): так и идешь прямо по воздуху, и памятники на тебя – снизу вверх…

Je voudrais – жё вудрэ – commander une – командэ юн – communication avec Paris – комюникасьон авек Пари[46]…C’est urgent! – Сэ тюржан![47]

«А ты? Ты видишь смысл, в своей Франции?».

Мне отвечают на загипсованном унисексе: «Девятого июля в Париже дождь. Ветер западный, пять метров в секунду. Температура днем плюс двенадцать-четырнадцать».

Да вот же, вот мой двойник, видишь? Бредет по кварталу Дефанс: запрокинув голову, разглядывает выпуклости небоскребов и впадины немыслимых, каких-то инопланетных, геометрий. Я же бреду по Маросейке, сворачивая то один, то в другой переулок: в них еще возможно закружиться, но раствориться – уже нет. Или это я бреду по кварталу Дефанс, а мой двойник – по Китай-городу?..

La ligne – ля линь – est occupee – э токюпэ[48]: звонок на тот свет!