«…пляски святого Витта канули в Лету телесный дансинг яростен и изыскан музыка отражений поселилась в зеркалах занавешенных черными тряпками сдираю а там… о, семь чудес света! есть и восьмое не прогляди время когда весь мир исчезает исчезает за ненадобностью блаженный миг абсолютного спокойствия и тишины живущей в солнечных сплетениях двух энергетических субстанций спаянных на миг равный вечности вечности свободной от предрассудков как красивы как совершенны эти отражения… ближе да вот так хватит ну хватит думать в самом деле я не кусаюсь не плачу не требую просто дарю тебе тело гибкое тело истосковавшееся как и твое по фейерверку блаженства твоя грудь вздымается по спине течет капелька пота слизываю как вкусен нектар твоего цветка! как душист волшебный коралл движущийся навстречу моим горячим губам аритмично аритмично… твои глаза похожи на небо знаешь я видел небо в детстве а потом еще раза два-три и всё голубые океаны таинственно-иллюзорные кажется сейчас они превратятся в птиц странные перья которых я буду гладить жизнь напролет да ты дрожишь боже как ветрено дрожишь ты как невинно твое стеснение… сними все лишнее знаю боишься однако не беги кайфа того что приблизит тебя на шаг к вечности в моем измерении не бывает холодно в моем доме таком неудобном и несовершенном таком в сущности чужом чудеса происходят лишь в постели которую я никогда не делю с чужими ну здравствуй Душа моя здравствуй как долго тебя не было здравствуй даже если ты птица мои окна открыты настежь помни как только ты почувствуешь себя в клетке в западне я тут же выпущу выпущу тебя на волю если конечно ты знаешь что это такое воля ну а пока войди войди в меня как можно глубже не бойся крови слез криков что есть кровь как не капелька живой жизни? мы отдаемся потоку парим над городом выходим в астрал сплетаемся и делая мертвую петлю душим унылое прошлое здесь и сейчас помни здесь и сейчас мы совершенны прикасаюсь к твоим ключицам целую лопатки бью наотмашь кричи тебе нужна нужна священная боль способная растопить лед в котором томишься ты страшно сказать сколько тысячелетий ближе ближе я хочу видеть хочу видеть как ты содрогаешься от волн бьющихся о стенки коралла приникаю губами дразню играю с ним ты опять дрожишь о, как ты дрожишь, господи… и вдруг резко переворачиваешься заламываешь мне руки захлебываясь от желания мы скручиваемся сворачиваемся свертываемся мы распаляемся срастаемся летим над пропастью мы никогда не упадем если перестанем бояться часы твоего сердца замерли, о, Душа моя времени больше не существует мои пальцы входят в то чему нет названия мои пальцы благоухают тобой я слизываю слизываю эфирную твою влагу микс нежности и грубости странный дансинг сотое ноября и я не буду не буду спрашивать в какой именно день ты прилетишь снова я знаю только прилетишь прилетишь к этому Телу войдешь в него тени на потолке будут улыбаться все печали уйдут а пахнущий бергамотом коралл найдут губы они будут ласкать его тончайшие лепестки каждый раз будто в последний только так только так как ты хочешь и мы утонем в запахах осушив кубок с плотской любовью где живет бог бог безупречной спаянности Души и Тела…», обрыв связи.
[про Филю, бога и утиль]
Алику
Паллна – так, растягивая слегка двоящееся после второго «мерзавчика» эль, называл Эмму Павловну (она же в программке варварского allegro Э. Феоктистова) покойный муж, – наклонилась, открыла покосившуюся дверцу под раковиной и, взяв ведро, прошлепала в коридор. Накинув искусственный полушубок – до трупного меха не опускалась, – сунула ноги в топкий войлок, обвязала голову списанной театральной шалью да, звякнув поводком, позвала. Виляя хвостом, сладкий подбежал и, замерев, принялся отсчитывать мгновения, отделяющие его – поводок, дверь, лифт, дверь – от свободы: ту-ук, стучало по-фински сердце, ту-у-ук…
Больше всего любил Филя прогулки по парку – вот и сейчас, знал, они отправятся туда, а не станут топтаться, как вчера вечером, на унылом дворовом пятачке, оккупированном двуногими самками, выгуливающими двуногих своих отпрысков. Еще плюс: в парке не нужно ёжиться от косых взглядов дворничихи, чья лопатообразная тень – тощее тулово да болезненно раздутый череп – будет маячить над собачьим его счастьем. О-лэй, да почему нет-то?..