Лю

Свои полотна «Ангел, несущий благую весть», «Сцена» и «Блуждающий миф» я повесила внизу в салоне, над диваном марки «Уилмотт». Его я в ближайшее время прикажу обить мебельной тканью, на которой сама нарисую рисунок: он навеян мне коллажем Сигмара Полке, коллажем, — и вот тут, нужно добавить, заключается изюминка моего художественного замысла, — который тоже сделан из кусочков различных обивочных тканей, закрепленных на полотне («Алиса в стране чудес», 1983). Я буду первой художницей в мире, которая таким образом изменит изменение предназначения, сделанное некоторыми другими художниками, и возвратит вещам их первоначальное предназначение. Этот диван — только начало. Мэр не-знаю-какого-города и его казначей уже согласились финансировать производство мебельной ткани и обоев с моими рисунками, на которые меня вдохновили коллажи Роберта Кушнера[16], которые сами сделаны из кусочков обоев (таким образом я возвращаюсь к понятию о фабричном производстве окрашенных тканей Ашера Иёргенсена[17]. У меня также появилась смутная идея создать книгу, в которой будут собраны и напечатаны все газетные вырезки, фигурирующие в коллажах Брака, Гриса и Пикассо. Я уж не говорю об отрывках музыкальных партитур!.. И почему бы не производить во Франции суп «Кемпбелл» в банках (настоящий суп «Кемпбелл»), на которые будут наклеены репродукции этикеток, сделанные Уорхоллом? Почему бы и нет? Все эти люди со своими поделками, неудачно пытавшиеся реанимировать труп фигуративного искусства, изменили абстракции. Прочь, Сатана! Необходимо наказать этих ретроградов!

…Печать на ткани, печать на бумаге, издательская деятельность, может быть, пищевая промышленность, суп «Кемпбелл»! Моя идея сразу же восхитила мэра не-знаю-какого-города. «Это поднимет промышленность моего города, — сказал он мне. — Это чудесно, ты гений, Лю! С тобой, Лю, моя маленькая Лю, малышка Лю, зайчонок Лю, милашка Лю, мы совершим революцию в моем городе, очистим его от пыли, освободим от предрассудков видных деятелей, возродим технологии, вдохновим поэтов, активизируем художников, зажжем романистов, взбодрим философов. Мы совершим настоящую культурную революцию (мэр был марксистом во времена своей ленинской молодости)! Нужно вытащить человечество из Царства теней, — внезапно воскликнул он, сделав патетический жест рукой, словно обращаясь с крытой галереи на школьном дворе к толпе своих избирателей-аборигенов, — нужно вырвать его из Царства тьмы и повести за собой в Царство света… Ты будешь в этой борьбе моей правой рукой, Лю, моей вдохновительницей, моей де Рекамье, моей Дульсинеей, моей Розой Люксембург!..»

Не знаю, что это были за дамы, однако не сомневаюсь, что он их очень любил. Доказательство: он казался страшно взволнованным (весь покрылся крупными каплями пота). Когда же я сказала, что мое лучшее произведение «Органастм» находится в комнате на втором этаже, он захотел немедленно на него посмотреть. Он сунул нос не знаю во что, после чего стал чихать, и мы поднялись на второй этаж. «Органастм» его так потряс, что я внезапно очутилась под ним, он — на мне, посреди моей кровати (копия Рулмана[18]), покрытой черными шелковыми простынями, и он начал с усердием делать то, что только вчера делал в «Грийоне» не только со мной, но также с Баб* и Бижу*, которые составляли нам компанию.

(Вопрос: зачем снова заниматься любовью, когда ею уже отзанимался? И нельзя ли отзаниматься ею раз и навсегда?)

Мэр не-знаю-какого-города ненасытен. Обычно Баб* и Бижу* служат ему ассистентками. Они всегда при нем, особенно во время его ночных, супружеских и вне супружеских игр. Их задача — приводить его «в состояние», когда он не в состоянии, а также приводить в состояние его партнерш, — так приблизительно прогревают мотор перед тем, как тронуться с места… Но сегодня он не нуждался в том, чтобы его приводили в состояние. Он был в превосходнейшем состоянии! Как же этот несчастный крутился между моими великолепными бедрами! Можно было подумать, что это велогонщик, со всей силы жмущий на педали, чтобы догнать лидера группы.

Я издала победный клич одновременно с ним. Я заметила, что в подобных упражнениях этим месье (включая и ЖДД, и СС, и месье торговцев готовой одеждой) нравится, когда я кричу от удовольствия в их компании. Вчера я, кажется, немного переусердствовала. Когда я орала во всю мочь, то услышала, как Баб* и Бижу*, сидящие в качестве зрительниц в углу кровати, шепчутся: «И чего она так вопит, ты не можешь попросить ее приглушить звук?»… Мне кажется, Баб* и Бижу* мне завидуют.

Я подобрала использованный презерватив и спустилась на первый этаж выбросить его в унитаз. На этом унитазе из белого фарфора я нарисовала черной краской подпись Р. Мутт, 1917, намекая таким образом (о чем каждый знает) на подпись, которую Дюшан сделал на своем унитазе. Вот опять новое изменение изменения предназначения: этот унитаз, низведенный до выполнения своей изначальной функции, одним моим росчерком кисточки возвысился до произведения искусства!

Я нажала на спуск воды.