Люба

— Нет, готовить будем мы сами. Мальчишки, знаешь, какую уху варят. Давай, звони Татьяне, пусть тоже собирается. Коля берет своих двойняшек, пусть жену тоже.

Люба позвонила Татьяне. Та немножко посопротивлялась и пошла собирать свои вещи. Ехали на двух машинах.

Озеро было потрясающее, женская половина решила, что даже если рыбу они не поймают, то природа стоит того, чтобы сюда приехать. Разбили лагерь, поставили палатки. Мужчины разожгли мангал и занялись шашлыком, женщины накрывали на стол. Дети играли в карты.

— Таня, ты, кажется, располнела или я тебя давно не видела?

— На пять килограмм за два месяца. Если опять двойня, я не переживу.

— О, так тебя можно поздравить?

— Нашла с чем, просто у нас с тобой ненормальные мужчины. Им детей чем больше, тем лучше. А вы как остановились?

— Не знаю, Саша пока молчит, и я помалкиваю. Хотелось бы еще девочку. Но работы тьма. Может, Саша потому и молчит. Если я уйду, он останется один на работе, а ему не хочется.

— Люба, ты слышала новость? — Саша подошел к женщинам. — Егоровы беременные. Если они родят двойню, то нас обгонят. Люба, я этого не вынесу.

— Твои предложения.

— Немедленно делаем двойню.

— Прямо здесь, на глазах у изумленной публики? Саша, я так сразу не могу, и двойню не могу — у меня узкий таз. Давай, одного и дома.

— Уговорила. Нет, ну какие молодцы! А Николай даже слова на работе не сказал.

— Это потому, что ты на работе все время на всех орешь. Они даже забыли, что с тобой по-человечески разговаривать можно.

— Жена, это что, здоровая критика на природе?

— Считай, что да. Смотри, Сережа опять с Мариной наедине, сидят под березой воркуют. Ушли от всех и им хорошо вдвоем.

— Хоть бы без последствий.

— Ты о чем? Ей всего восемь, а он мне обещал.

— Придется верить на слово, только вот ему пятнадцать. У меня первая женщина была в шестнадцать.

— Но ей было не девять лет, а в три раза больше. Ладно, Сережка серьезный честный парень, я за них не беспокоюсь.

— Может быть, на счет Сережи ты и права, но посмотри, как она кокетничает. Она ему строит глазки. Посмотри, она женщина, в душе она уже женщина. Люба, что делать?

— Саша, девочка рождается, открывает глаза и она уже внутри женщина, — объясняла Татьяна. — У меня двое детей, так вот, ты понимаешь, сын стал ощущать себя мальчиком годам к трем, и то потому, что его так воспитывали, а дочь сразу была кокеткой с первой минуты. Ее не надо было воспитывать, она уже была.

— Не знаю, вот Люба не была. Она никогда не строила глазки и никогда не страдала повышенной женственностью.

— Ну, насчет Любы ты загнул. — Коля смеялся. — Скажи, друг, как ты ее увидел, такую всю неженственную, на фоне всех твоих девиц? Как ты смог ее выделить? И как при отсутствии у нее женского начала ты в первый же месяц знакомства сделал ребенка? Причем ребенка ты сделал именно с ней, а не с кем-то другим, при твоем колоссальном опыте половой жизни. Наверно, присутствие женственности в женщине исключало материнство. Не прибедняйся. Ты прекрасно знаешь, насколько хороша твоя жена. И мужчинам она нравится отнюдь не отсутствием женского начала, а его сочетанием с умом и интеллектом. Да, твоя дочь красавица, и она не Люба, хотя очень похожа. Я беспокоюсь за Сережу, из этой девочки вырастет женщина — вамп, если жизнь ее не обломает.

— Слушай, а от Тельмана никаких вестей? — Татьяна решила сменить тему. — Как он в Питере?

— Саша узнавал через знакомых, говорят, женился, причем давно. От него никаких вестей нет, он даже не знает, что Сережа у нас живет.

— Да, Таня, я не понимаю его, он стал другим, чужим. Я звонил ему на работу, мы говорили, но только по делу, и приехать на семинар морфологов он отказался. О Жене и Сереже он не спрашивал, а я не говорил.

— Странно. Я понимаю, что с Женей у них не срослось, но ребенок? Причем он его любил, пока был в Москве. Люба ты согласна?

— Я как-то позвонила ему домой, его жена даже не стала слушать, кто я, так меня облаяла, что всякое желание звонить отпало.

— А звонила зачем?

— Понимаешь, Таня, Сережка хороший, умный парень, но получается, что он сирота при двух живых родителях. Я знаю, что такое быть сиротой, это состояние души, это страшно. Мы любим его, они с Валеркой на равных, но он же все понимает, и кто знает, что творится у него внутри.

— Люба, а он не пытался называть вас папа и мама?

— Сашу нет, а меня называл, довольно долго. А потом спросил, можно ли ему будет жениться на Марине, и перестал называть меня мамой. Нет, ты не думай, Женя периодически приходит, она всегда поздравляет его с днем рождения, иногда забирает его к себе. Только Саша проверяет, одна ли она при этом. Если одна, то почему бы ему не побыть с матерью?

— Люба, она работает?

— Да, участковым терапевтом. Если бы не ее любовь к мужчинам, то она была бы очень приличной бабой. И может, даже хорошей матерью.

— Слушай, она больше не беременела?

— Не знаю, но не рожала. Как тетя Маша уехала, так Женька совсем загуляла. А тетя Маша ухаживает за сестрой в Минске, та после аварии, не ходит, она совсем одинокая, ни семьи, ни детей.