Люба, любовь и прочие неприятности (СИ)

— Любовь Яковлевна, — позвал он, я ещё удивилась, чего так официально, мы же в школе вместе учились. — Садитесь в машину, пожалуйста.

— Пожарных надо вызвать!

— Вызвал, — терпеливо ответил он. — Сейчас приедут. Садитесь.

— А велик?

— Завтра бабушке отвезу.

Я плечами пожала, велик откатила в сторону и прислонила к столбу, чтобы пожарным машинам не мешал. Поле горит все ярче, надеюсь они скоро приедут, иначе мы в этом году вовсе без урожая останемся, и тогда меня точно из старших агрономов разжалуют, а прибавка к зарплате — семь тысяч. Для меня ощутимый бонус. Плюс да, все злорадствовать будут, это вынести тяжелей всего. С этими мыслями я в машину и села.

— Ты бы лучше поджигателя ловил, — вздохнула я. — До дома я сама доеду.

— Так это, — смутился Жорик. — Я уже поймал… в участок едем.

Участок это дом, который выделен под полицейские нужды. В нем две камеры с решетками, как положено, в основном в них отсыпаются алкаши, которые слишком уж перебрали. Серьёзных преступлений у нас не бывает, если что — приезжают опера из райцентра. И я даже не поняла сначала, что в Жоркин обезьянник именно меня везут.

— Жор, — попробовала спорить я. — Ты не можешь… как так? Мы с тобой почти тридцать лет знакомы…

Тем временем машина подъехала к дому, который изображает полицейский участок. Обычный жилой дом, только решётки на окнах и дверь железная. Ну, две камеры ещё, одна из них для меня. Жорка меня за руку взял, впрочем, весьма деликатно, в камеру провел и дверь закрыл на замок. В соседней камере, мне через решётку видно, спит Степаныч, он каждую дискотеку трётся возле клуба и у молодёжи выпрашивает выпивку. Сегодня, видимо, ему повезло, в отличие от меня. Я вздохнула.

Жорка прошёл в свой кабинет, оттуда некоторое время доносился его бубнеж — по телефону говорит. Степаныч во сне причмокивает, может, водка снится… Я сижу думаю, что Жорка меня отпустит. А если не отпустит, то бабушка проснётся утром, узнает в чем дело, придёт и отходит его клюкой, будет знать.

— Жор, — позвала я. — Ну, ты же знаешь, что это глупости все. Что я поле не жгла. Да и не сажают за поля… Наверное.

— Могли бы и штрафом ограничиться, — кивнул Жорик выходя из кабинета. — Только позвонили сейчас, трактор загорелся, и баня у Семеновых, ладно хоть на дом не перекинулось… А это уже солидный ущерб. Так что будем ждать, что из райцентра скажут.

— Я при тебе к полю приехала, Жорка.

— Всё завтра, Люб. Ты возьми одеяло и подушку, из райцентра пока приедут… устанешь ждать. Хочешь, чаю налью?

Я согласилась на одеяло с подушкой, не усну, так хоть согреюсь, трясёт, хотя и не холодно, видимо, от нервов, и на чай тоже согласилась. У нас в участке чисто, поэтому чай выпила и растянулась на деревянной лавке — отдохну. Утром это недоразумение разрешится.

Бабушка и правда утром пришла. Кричала так, что я за неё испугалась — все же, давление. За Жорку тоже испугалась самую капельку — бабушка выражений не выбирала.

— Бред сивой кобылы, — кричала бабка и лупила клюкой по столу, под которым Жорка спрятался. — Ну-ка выпускай мою девочку! Господи, твоя бабушка, покойная Нин Васильевна, в гробу наверное перевернулась со стыда!

— Не имею права! — кричал тоже Жорик, из под стола. — Распоряжений ещё не было, я свидетелей отпрашивал, три человека видело, как ваша Любка с канистрой на поле шла!

— И зачем она по твоему сожгла поле, которое сама же сеяла?

— Ну, так… у мильянера же жена приехала, вот она и осерчала…

— Уууу, сволочь, — вконец рассвирепела бабушка и полезла под стол.

Приходила мама. Она уже спокойнее, может, как и я верила, что недоразумение само собой рассосётся. Принесла чай в термосе, конфеты и пирожки, суп в пластиковом контейнере. Жорка с синяком под глазом любезно разогрел мне суп в микроволновке. Телефон остался дома, но он пока мне и не положен. Все будут решать из райцентра, может, если повезёт, отпустят до суда, и то, не факт — трактор сгорел… да и от поля хорошо если четверть осталась. В данной ситуации мне больше всего было жалко бабку и поле. А потом мама пришла снова.

— Давление у мамы скакнуло, — пожаловалась она. — Я от греха скорую вызову и с ней поеду, а с Маришкой папа посидит. Ты не переживай, я просто перестраховываюсь. Я Жорке позвоню из больницы и расскажу, как дела.

Папа, это естественно мой, а не Маришкин. И легко сказать, не переживай! Бабушка у меня одна, единственная и неповторимая, и порой мне кажется, что без неё я точно не смогу. И сидела ерзала, как на иголках, мама только через час позвонила. Сказала, что положили бабушку под капельницу, давление снизили, а сама мама после обеда приедет, на автобусе. А пока в районный отдел зайдёт и пинка всем даст за то, что к нам не спешат.