От урчащего звука голодного живота у бабули заалели щеки. Скандал за спиной набирал обороты.
— Хорошо, — покладисто согласилась. — Я обещала обед этой уважаемой женщине. Она сделала скидку, за то, что купила у нее все.
Острый недоверчивый взгляд прошелся с ног до головы. Бабуля оглянулась и просто собрала плащ в мешок, собрав за концы, бормоча под нос ругательства. Приняла покаянный вид и побрела за нами, склонив голову.
— Так ей и надо, господин! Правильно! Уж вы не жалейте плетей! — торжествовала обиженная торговка, потрясая кулаком.
***
Все вокруг были недовольны. Руперт громко пыхтел из-за моей маленькой лжи об обеде, который был чистой воды экспромтом. Солдаты, что ослушалась их главного, так вовремя вернувшегося обратно. Травница раздраженно поглядывала исподлобья, ведь пришлось согласиться с моим грабительским предложением, дабы избежать худшей участи. Характер старушки бежал далеко впереди владелицы, рождая вопрос: как она исхитрилась дожить до седин?
Стучали ложки, работали челюсти, я смотрела на колоритное многокомпонентное засохшее пятно посередине стола, еле держа для вида щербатый бокал за ручку, чтобы не касаться липкой половины сосуды.
Задавая наводящие вопросы, сделала вывод: одинокая, неудобная и колючая, как шип вместо розы, но такая необходимая — умела найти редкие ингредиенты, могла поставить на ноги пять из десяти случаев, делала настои.
И я решила — надо брать.
На предложение ехать с нами получила категорический отказ с выпяченной нижней губой. Обалдевший Руперт облегченно выдохнул, резко засобирался, кинув монет, и вытолкал на улицу, не забыв прихватить так нервно доставшийся запас трав.
По пути встретили Анну. Мужчина сдал меня в тиски женщины, велев никуда не пускать, и ушел спустить пар. Ругаться не мог, ухаживает вроде как. Нервный. Это он еще не знает, что бабка наверняка поедет с нами, потому как деваться некуда, скандал вскрыл давний нарыв и теперь ее точно заклюют.
Взяла под локоток свой якорь и потащила ее в ряды. У меня был собственный список необходимого и много монет начальника, взятых взаймы. Цену на соль сбить не удалось, зато мед удешевили в два раза, пообещав брать только у них и поделившись слегка помятыми ягодами, шибко целебными. Остальных специй не нашла, но разжилась посудой, отрезами ткани, удобными небольшими корзинками и готова была повернуть обратно, когда заметила странное: посреди пустого пятачка стояла группа людей с непонятными табличками в руках, обреченно склонивших головы. Среди них были дети. Лишь одна женщина пыталась что-то выпросить у прохожих, но те убегали, стыдливо отводя взгляд, едва она приближалась. После очередной попытки раздался хохот. Повернула голову и увидела двух стражей, охраняющих вход в непонятный закуток, в который шли только хорошо одетые люди, преимущественно мужчины.
— Люба, тебе туда нельзя, — Анна перегородила путь, скрестив руки.
— Что там? Бордель?
— Нет, — мотнула головой сопровождающая и замолчала.
Пожала плечами и направилась к людям с табличками.
— И туда бы не ходила, — придержала за руку, недовольно поджимая губы.
— Приказа не было, значит можно, — высвободилась и ускорилась, пока жена Олафа не придумала причину.
На деревянных прямоугольниках были выбиты цифры, которые ни о чем мне не говорили, как и сопровождающие, демонстративно не слышащие вопроса.
— Размер долга, иначе — рабство, — пояснила невесть откуда вынырнувшая травница, сгорбившаяся под грузом огромной заплечной корзины, с двумя тюками в руках. Прям медведь, а за спиной спряталась Машенька и пирожки.
Слово «рабство» острым болтом ввинтилось в голову, мешая вздохнуть. Анна раздраженно сплюнула под ноги и отвернулась. Я заново огляделась по сторонам, но не увидела никого в ошейниках, робе или на веревочке. Других предположений их облика не было.
— Так это, — присела бабка, пятясь от надвигающихся на нее солдат, — все же… знают, — неуверенно закончила.
— Она едет с нами, — схватила ее за руку, забирая один тюк.
Драться у всех на виду не полезут. Пока никто не очухался, силком потащила упирающуюся старушку, почуявшею неприятности.
— Ты эта… болезная какая или шальная. Давай муженька подождем, он и порешит, как быть? — увещевала сладким голоском.
— Поздно, — отрезала, не сбавляя скорости. В груди не хорошо жгло.
— Госпожа, — подскочила женщина с табличкой, бухаясь на колени, заискивающе цепляясь взглядом, — госпожа! — ползла на коленях, путаясь в мешающем подоле. — Выкупите! Погорели мы, не подумайте дурного! Здоровые, — показала свои зубы. — Грамоту разумею, деток обучу! А дочка все сделает, как прикажете! Муж цифрами, науками владеет, да только долг на нем большой… Госпожа, выкупите нас! Прошууу, — завыла, обливаясь слезами.
Картинка перед глазами поплыла. Ушлая травница больно ущипнула, подсовывая под нос какую-то пахучую гадость.
— Фууу, — отшатнулась, отворачивая голову.