Любаша (СИ)

Он остервенело растер лицо, показывая секрет: уродливый росчерк черного цвета, словно что-то глубоко постыдное.

— И все?

Мюррей страдальчески вздохнул и рассказал о своих ощущениях в день нападения, их умозаключения с целителем и прогнозы.

— Он начал чесаться и воспалился с нижнего края. Мазь — короткая отсрочка.

— Ничего не помогает?

— Мы перепробовали все.

— Ясно.

— Когда вы уезжаете? — подавленно спросил Мюррей, потянувшись к бумагам. — Я подготовлю…

— Джонатан, и не мечтайте, — встала, уперевшись обеими руками об стол. — За вашу скрытность придется терпеть мои эксперименты на вашем лице. Может травница что-то придумает, может я…

— Люба…

— Не Любкайте! — строго отрезала. — Где я найду еще такого нормального начальника? — подмигнула и ушла.

Кажется, он немного воспрял духом. Уже хорошо.

5

Люба

Удобно подперев руками обе щеки, как хомяк из мультфильма, сосредоточенно предавалась унынию, сидя на скалистом берегу. Там, внизу грохотали волны, шумя и неистовствуя, даруя немного успокоения, старательно закидывая наверх капли водной взвеси, долетавшие редкими подарками на лицо и одежду.

Ничего не помогало Мюррею. Старуха беспомощно разводила руками, начальник терпел, шрам гноился. Мазь перестала справляться, Джонатан плюнул и ходил как есть. Мужчина стал раздражительнее, резче, противоречивее. Народ боялся, сторонился и молчал. Число воздыхательниц сократилось. Камилла отравляла жизнь Олафу. Каменную стену из крепких булыжников возвели быстрее небоскреба в центре столицы. Мюррей искал причины придраться и спустить злость, народ старался их ликвидировать.

Больные разлетелись из гнезда: часть вылечилась полностью, пятерых вынесли вперед ногами, остальные перешли в разряд легких случаев и переселились в казармы. Велдон съехал еще раньше. Моя задумка встала без основных вводных, труженицы потихоньку забыли путь в огород начальника. Дом опустел.

Все ждали бурю — матушку Джонатана. И она пришла. Вереница карет, подвод, телег и людей наполнила Амран, изменив привычный ход жизни, повысив уровень шума и накал страстей.

Помимо всех несомненно необходимых и нужных вещей как то дерево, продовольствие, скотина, птицы, орудия труда, металл, предметы быта и прочего, она привезла невест и людей из столицы, привыкших к другой жизни, взирающих на местных с высокой колокольни собственного высокомерия, а также правила и, пожалуй, самое трудное, неудобное, мешающее больше всех — себя.

Словно долго отсутствующая директриса, женщина влезала везде и к каждому, грозясь невидимой плетью, поднимая приличия с субординацией на нужный уровень и не важно, что от этого могло пострадать качество или человек. Сию одиозную личность звали Марджери Мюррей. Высокая, подтянутая, красивая и невыносимая.

Пять невест, несметное количество сундуков и сопровождающих выстроилось около показавшегося вдруг очень маленьким двухэтажного особняка. У радушного хозяина, встречающего процессию на крыльце, стала дергаться щека. Заведенные за спину руки сжимались в кулаки и разжимались.

— Мальчик мой! — патетично воскликнула Марджери, раскинув руки… и началось.

Возможно, при старых обстоятельствах музыка звучала бы привычными аккордами, но не в этот раз. Бешенство капитана взорвалось феерией звуков и эпитетов, жестов и посылов. Пять невест, немного скраба, мать, одна горничная на всех и я, все остальное летело, спотыкалось, выносилось и исчезало с немыслимой скоростью. Нутром почуяв неладное, Марджери переждала бурю, убрав бревно тарана в нагрудный кармашек, достав взамен капли слез и духи обаяния. Тасуя их, словно заправский шулер, она добилась от сына послаблений и ушла, крепко зажав свой выигрыш — две горничные на всех, обещание все объяснить, дозволение делать что захочется и примерное расписание свиданий.

При всех минусах был огромный тощий плюс: приехал мой секретноингредиентный ингредиент — парень, владеющий даром растительности. Редкое и очень ценное умение. Жизнь заиграла новыми красками.

Бригада баб была выдернута из нового витка починки города. Словно дорвавшиеся до экспериментов дети, тащили из леса все, что могли, а потом собирались кружком вокруг чахлых кустиков и, затаив дыхание, жадно следили за потугами парня засадить плешь заднего двора Мюррея новыми волосами.

Джонатан соврал матери и бегал от нее, как мог. Демонстративное игнорирование моей персоны не могло длиться вечно, как и осмотр с обживанием на новом месте, сбор сплетней, раскладывание нарядов и прихорашивания. Через два дня тихой осады Марджери Мюррей пошла в наступление.

Когда утром третьего дня я пришла на кухню, хозяйка этого дома при полном параде во всю совала нос в каждую емкость, до которой могла дотянуться. Там, где она не могла, ей помогал приставленный сыном охранник, и проверка продолжалась.

— Доброго дня, — поклонилась ее спине.

— Госпожа! — едко заметила дама, не удосужившись повернуться. — Еще раз! — хлесткий приказ, словно щелчок плети.

— Доброго дня, госпожа, — бесцветно повторила за ней, давая шанс мирно разойтись.