Любаша (СИ)

Приходил Олаф, приносил завтрак, справляясь о самочувствии. В качестве подарка принес немного меда — подсластить жизнь. Незаметно отведя в сторонку, вручил крохотный мешочек.

— Надеюсь, не пригодится, но в случае чего даст пару минут. Дунуть, разлетится мигом. Заторможенность, потеря ориентации. Самой дышать через ткань, а лучше задержать дыхание. Хранить… Итак понятно где. Под, кхм, рукой. Давай, бедовая, не хандри, — потрепал по голове и ушел.

Не успела развернуться, травница юркнула под руку, сцапала мешочек, обследовала и вернула обратно, удовлетворительно кивая:

— Хорошая вещь, убойная. С десяток раз хватит. Никому не говори.

Угукнув, присели поесть. Наблюдая, как в меня влезает третья тарелка каши, она невозмутимо поинтересовалась:

— Давно аппетит проснулся?

— Стресс. После… Я, — провела ладонями по лицу, — жру, как не в себя, — глубоко выдохнула. — Не могу, понимаешь? Заедаю, — развела руки, признаваясь в бессилии. — Испугалась…Мысли разные теперь, — закусила губу. — А если повториться? Я ведь одна, понимаешь? Совсем одна… В этот раз повезло, сгорел артефакт…

— Выброси, — тут же резко ответила старушка, громко ставя кружку на стол, — из головы! — пронзительно посмотрела, прищурившись. — Ты все можешь, госпожа. Только еще не поняла, — выжидательно уставилась.

— Может пояснишь?

— Я? — рассмеялась старуха. — Мне почем знать? — искренне возмутилась. — Ешь, да делом каким займись, чтоб дурь в голове не плодить. Травок заварю… полезных, — закопошилась в своей сумке через плечо, оставленной на полу возле ног.

Попивая ароматный сбор, воодушевилась. Хотела печь? Вот и сделаю булочки с фруктовой начинкой, чтоб откусил теплый ароматный бочок, а изнутри вытекал сладкий сок. Уммм!

Воодушевившись, не сразу поняла, что загустителя у меня нет. Решила уварить фрукты, чтобы булочки изнутри смогли нормально пропечься. Поставили тесто, нарезали фруктов, поставили томиться в растопленную печь. Последняя доставляла жуткие неудобства, к которым я так и не привыкла. Мечты о нормальной плите стояли чуть ли в самом начале приоритетов.

Хотелось порадовать всех, подарить частичку радости, чтобы немного выдохнуть в это непростое время. Старуха витала в своих мыслях. Когда пришло время, осторожно перенесла котелок на стол, сняла крышку и ахнула:

— Но как?!

Травница пожимала плечами, хитро улыбаясь.

Варенье теплого солнечного цвета призывно источало аромат.

Ничуть не стесняясь, сразу присели и умяли по огромному ломтю хлеба, щедро полив его чудесной сладостью. Настроение ракетой взмыло вверх. Опять было не понятно, но чертовски приятно сделать эту вкуснятину. Аккуратно перелив в разные горшочки, уложили на мягкую тряпицу в плетеную корзину и поспешили к главному повару. Возможно, это самообман, но переживания о нападении отошло далеко-далеко и потеряло силу, будто прошел не один месяц.

Олаф станцевал победный танец и, предварительно продегустировав три ложки, понес на стол Мюррею. Тот как раз пришел на чай с первой претенденткой.

— Завтра в город. Поедешь? — спросил, вернувшись обратно.

Кивнула ему, повернулась к травнице и тихонько спросила, есть ли в городе умельцы, торгующие интересной запрещенкой, которая может помочь капитану. Поджав губы, она отрицательно помотала головой.

К вечеру от четырех невест осталось половина: тонкая душевная организация дала сбой, две еще держались, имея на шее обязанность улучшить финансовое состояние семей.

А я пошла спать раньше положенного. Ночью несколько раз просыпалась. В тишине отчетливо были слышны болезненные стоны капитана и чей-то плач.

6

Люба

Сине-голубое небо пестрело розовыми и фиолетовыми росчерками. Туман, словно тайный соглядатай, низко стелился по земле, крадясь сквозь кусты, подныривая под валяющиеся коряги, подозрительно выглядывая из-за деревьев, всюду касаясь своим мокрым плащом, от чего трава и листья пестрели переливающимися каплями росы в рассветных лучах. Свежий терпкий воздух дарил негу и блаженство, напитывая организм живительным кислородом. Сырость когтистыми пальцами искала бреши, дабы поближе просочиться к теплу тел, от чего люди ежились и плотнее кутались в дорожные плащи.

Пугливые птахи испуганно вскрикивали, вспархивая с насиженных мест, вероломно разбуженные скрипом колес деревянной телеги по накатанной дороге и глухим перестуком ретивых коней, несущих молчаливых седоков вдаль. Будто невидимая хмарь накрыла путников бесформенным облаком уныния, заботливо растянув свое полотно на каждого участника и пила, пила, пила их надежду на лучшее, выскребая до самого донышка.