Он не отрывает глаз от моего живота. Не знаю, что он там видит, но это вводит его в завороженное состояние.
– Меня достало, что люди умирают. А тебя не достало, что люди умирают?
Я ничего не отвечаю, делая вид, что снова заснула.
После отрицания приходит депрессия. Он полностью замыкается в себе. Он отказывается открывать мне дверь в квартиру и постоянно, словно зомби, валяется на диване. Каждый день без исключения.
Он даже не отвечает на звонки Лоана. Тот справился с новостью с большим достоинством, укрывшись в молчании, а не в запое. Когда он спрашивает у меня, как Джейсон справляется, я с удивлением для себя самой вру:
– Нормально. Ему просто нужно время.
– Понимаю… Он ведь придет на похороны, да?
– Да, конечно.
По правде же, Джейсон сам себя уничтожает.
Алкоголь становится его лучшим другом, что неудивительно.
Я не узнаю его. Он смотрит телевизор, жалуется и пьет как сапожник. А еще становится все злее… и упрекает меня за то, что недостаточно его люблю. Не так давно я весь вечер отмывала ванну от его рвоты.
На следующий день он много извинялся. Это не помешало ему тем же вечером все продолжить. Я молча это терплю, потому что люблю его и понимаю его боль.
Но наступает день, когда мне это надоедает. Вечером перед похоронами я стучу в его дверь. Когда он не отвечает на пятый звонок, я открываю ее ключами, спрятанными под ковриком.
Как и ожидалось, Джейсон лежит в раскачивающемся посреди гостиной гамаке. На его коленях бутылка, и при виде нее я скриплю зубами. Он, очевидно, слушает музыку.
– Привет.
– Я не разрешал тебе входить.
– Ты, как всегда, радушен…
Я раздраженно ставлю свои покупки на кухонную стойку. Джейсон, судя по всему, это замечает, поскольку на его лице пеленой отражается чувство вины. Он не брился уже шесть дней, и его угловатую челюсть теперь пожрала борода.
– Прости. Я хочу побыть один.
Я игнорирую его и немного прибираюсь. По крайней мере, он все еще кормит своих котов. Бедняги подбегают ко мне, соскучившись по ласке. Я с радостью дарю ее им, опускаясь коленями на пол.
После долгого молчания я, не глядя на него, говорю:
– Знаешь, она никогда не исчезнет… Но каждый новый день она будет потихоньку ослабевать. До тех пор пока однажды утром ты не почувствуешь практически ничего. Потому что она станет частью тебя.
Хоть я и не вижу его, я чувствую его глаза на своей спине.
– Что?
– Боль.
Он не отвечает. Я хочу, чтобы он понял, что я соболезную его боли больше, чем он думает. Ведь когда-то она была моей. Но по прошествии многих лет она становится такой привычной, что мы практически перестаем ее замечать. Нужно просто пережить первые дни… Первый год самый трудный.
Но в итоге мы исцеляемся.
– Джейсон, я знаю, что ты горюешь, – говорю я, поднимаясь на ноги. – Но тебе придется со мной поговорить. Я беспокоюсь за тебя. Нельзя в этом вязнуть…
– Почему нет? – отвечает он с бессердечной улыбкой, так на него непохожей. – Я-то хотя бы жив.
Последняя фраза прилетает по мне словно пощечина. Джейсон очень плохо справляется со своим горем, это очевидно. Я пыталась просто быть рядом, но это не сработало. Поэтому я решила поменять тактику.
Я подхожу к нему и с мрачным взглядом вырываю из его рук бутылку. Он хмурится, собираясь возмутиться, но я твердо произношу:
– Ага, вот именно. Ты жив. Так что заканчивай вести себя как неблагодарный придурок и скажи спасибо. Некоторым так не повезло.
С этими словами я выкидываю бутылку в мусорку и, подхватив свою куртку, пулей вылетаю из квартиры.
Перед церковью целая толпа. Не то чтобы меня это удивляло.
Итан был не единственным, кто героически отдал свою жизнь в ту ночь. В нескольких шагах стоят два катафалка, и от этого у меня бегут мурашки. Я издалека узнаю Офелию, одетую во все черное. Интересно, как ей удается не разрыдаться.
После смерти Сары я две недели не могла выйти из дома.
– Мы пойдем присядем, – говорит Джейсон Лоану, который вместе с остальными будет нести гроб. – Удачи.
Он берет меня за руку и проводит внутрь здания. Виолетта вскоре молча к нам присоединяется. Когда мы садимся между другими приглашенными, я тайком поглядываю на Джейсона. Сегодня утром он пришел к нам домой трезвым и чисто выбритым.
И когда он грустно мне улыбнулся, я поняла, что моя тактика «по-плохому» сработала.
– Я рада, что ты здесь.
Он улыбается в ответ, сжимая зубы так сильно, что кажется, его челюсть вот-вот треснет. Его взгляд блуждает по толпе, а затем он наклоняется ко мне:
– Я заметил там знакомого. Поздороваюсь с ним и вернусь.
Я киваю, и он уходит. Мы с Виолеттой остаемся наедине. Она ни разу не раскрыла рта; это на нее не похоже. Когда все занимают свои места, начинается церемония. Я привстаю на цыпочки, пытаясь найти Джейсона, но его нигде не видно.