Люби меня в темноте

Я смотрю, как мой агент, очень привлекательная женщина немного за пятьдесят, передает пальто девушке, которая работает в гардеробе, и по-доброму улыбается, напоминая о том, что, когда хочет, она умеет быть милой. Будучи одной из самых жестких агентов в мире искусств, она способна без сожалений растоптать ваши мечты. Но если вам повезет, и она вас заметит, то лучшего защитника и почитателя ваших работ вам не найти. Аллегра или пустит вам кровь, или пойдет за вас воевать.

Она взбивает свои пышные, тронутые сединой волосы.

— Фицпатрики не совсем в твоем вкусе. Очень скучные люди.

Я обвожу взглядом море гостей, высматривая ее.

— И потому тебе легче их выносить?

— Именно, — беззастенчиво отвечает она. — Боже, мне надо выпить.

Я перехватываю у проходящего мимо официанта два бокала с шампанским и один передаю ей.

— Держи.

Мы чокаемся.

— Santé.

— Santé. — Отпивая, она изучает меня. — Я уже говорила, что ты мой любимый клиент?

— Неоднократно, но я уверен, ты говоришь это всем своим клиентам, — в тон парирую я.

Она мелодично смеется.

— Только таким красивым, как ты. Но все-таки, что тебя сюда привело? И не говори, что захотел отпраздновать девяностолетие Лоретты, я все равно не поверю.

Я поправляю свой галстук-бабочку.

— Я кое-кого ищу.

— О. — В ней вспыхивает интерес. — И кого же?

В Париже у меня было только имя и город. Валентина Фицпатрик из Гринвича. Но мне пришла на помощь Софи. Высшее общество Гринвича было небольшим кровосмесительным кругом. Ее подруга не была знакома с ней лично, но они состояли в одном кантри-клубе. Ее муж иногда играл с Уильямом в гольф. Как только я узнал, где искать Валентину, сделать все остальное удалось относительно просто. Я позвонил Аллегре и спросил, знает ли она кого-нибудь из Фицпатриков. Она не знала, но слышала о приближающемся приеме, на котором должны были собраться все сливки общества Коннектикута и Нью-Йорка. Прием устраивали мистер и миссис Уильям Александер Фицпатрик IV.

Аллегра немного поколдовала и достала для нас приглашения.

Когда я узнал, что Валентина вернулась к мужу, во мне, заживо сжигая меня, закипели боль, ревность и злость. Но голос, который ранее убеждал меня, что наше чувство было искренним, настоящим, потребовал, чтобы я не сдавался. Чтобы поехал за ней. Она собиралась закончить отношения с мужем, значит у ее бегства должна быть причина. Не может не быть.

И вот я здесь. Стою в ее доме, и мое сердце — это единственное, что я могу ей предложить. Мне нужны ответы, и нового шанса получить их, возможно, не будет. Я стискиваю кулаки. Я не знаю, куда приведет меня эта ночь, но точно уверен в одном…

Сегодня я выйду из этого дома либо ожившим, либо окончательно сломленным человеком.

Перед глазами вспыхивает образ Валентины, танцующей на моей кухне, и я одним большим глотком допиваю шампанское.

— Одного человека, с которым у меня осталось незавершенное дело.

— О-о… интрига набирает обороты.

Аллегра оглядывает помещение, изучая толпу. Увидев знакомого, она останавливается с ним поболтать. Представляет меня, но я не запоминаю имени этого человека. Мое внимание далеко. Я провожаю взглядом каждую женщину, которая походит на Валентину, надеясь — боясь — наконец-то найти ее в океане бессмысленных лиц.

И внезапно я вижу ее. Мою Валентину. После того, как я сел в самолет до Нью-Йорка, какие только сценарии нашей встречи не проигрывались в моей голове, но теперь все они не имеют значения. Пока мои глаза впитывают, поглощают ее, я хочу одного: заключить Валентину в объятья. К черту последствия и ее мужа. Она моя. Только моя.

Валентина бежит вниз по лестнице, врезаясь в гостей, на ходу извиняясь.

Как только мои ноги начинают сами собой идти ей навстречу, я вижу блондина, догоняющего ее…

 

Глава 29. Уильям

Ранее в тот же вечер…

Надо отдать Вэл должное. Она умеет устраивать чертовски хорошие вечеринки.

Куда ни посмотри, гости отлично проводят время, пьют шампанское, едят дорогую икру. На подиуме поет свой последний медленный хит известный певец, за ним играет оркестр. Прием в честь девяностолетнего юбилея Лоретты в полном разгаре, и даже такая придира, как моя бабка, не смогла бы найти в этом вечере ни одного изъяна.

Вэл, пока мы с друзьями обмениваемся мнениями о горнолыжных курортах, стоит рядом со мной. Только что прилетевший из Швейцарии Ларри клянется, что кататься на лыжах надо только там и больше нигде. Разгорается спор, и я, улучив момент, окидываю свою жену бесстрастным критическим взглядом. Волосы убраны в идеальный пучок. Строгое черное платье. Пустые глаза. Как я мог когда-то считать, что она полна жизни? В ней нет ни энергии, ни тепла. За фригидным спокойствием — сплошной лед. Неудивительно, что я ей изменяю.