Люби, Рапунцель (СИ)

Мальчишка отшатнулся от нее. Даня шагнула следом, будто преследуя. Кто-то когда-то говорил ей, что Яков чувствует людей, поэтому и прекрасно ладит с теми, от кого может получить выгоду. Умеет настроиться на «волну» собеседника.

– Ты даже обняла меня по-другому!

– А как, по-твоему, я должна тебя обнимать?

– Не так!

– Яков, – Даня честно постаралась добавить голосу больше нежности. – Успокойся.

– Я не твой младший братик. – Он злился. И не скрывал своего состояния. – Не надо этой снисходительной мягкости. Мерзко! Зачем ты вообще это делаешь? – На его лице отразилась догадка. – Ты говорила с Глебом. Я видел. Вы разговаривали, и он что-то тебе сказал, да? Какую-нибудь бурду наплел? Вот почему ты вся такая сочувствующая и благожелательная? Это он заставил быть со мной мягче?

– Ничего он не говорил. И не заставлял. – Даня потерла виски. – Мне самой захотелось. Когда мне требовалась помощь, поддержать меня было некому, и…

– И ты решила менятакподдержать? Видишь во мне себя? С чего вообще у тебя возникли мысли… Что Глеб рассказал тебе?

– Ничего такого. Только как ты получил… – она нерешительно пожевала губу, уже жалея, что вообще затеяла этот дурацкий акт поддержки, – травму.

Яков прищурился.

– Трепло, – злобно выплюнул он. Дернулся в одну сторону, крутанулся на пятках, саданул по стене ладонью. Беспорядочные движения, будто сам не знал, куда себя деть. И каждое такое дерганье сопровождал свистящий выдох. – Посмел трепаться, когда его даже не спрашивали.

– Спрашивали. Я спрашивала. Прости, конечно, но видеть твое перекошенное от боли лицо и не знать, что стало причиной, – по меньшей мере, несправедливо.

– Отлично. – Яков резко развернулся к ней. – И что в результате? Что нам дала эта правда? Теперь ты вдруг стала воспринимать меня иначе. Крутой итог. Я жертва, по-твоему? Меня лелеять надо? Пылинки сдувать?

– Не перегибай. – Даня уже и так чувствовала себя глупо и потому тоже начинала потихоньку заводиться. – Я ничего плохого тебе не делаю.

– Ты сочувствуешь! – Восклицание было наполнено таким уровнем обвиняющей патетики, что казалось, Даня не поддержать пыталась, – хоть и неловко, – а пару сотен енотиков ни за что грохнула.

– А сочувствовать – плохо? – На последнем слове она тоже сорвалась на крик.

– Не надо мне сочувствовать, Какао. Ты и правда считаешь, что мне нужна твоя жалость? Меня трясет от нее!

– Отменятрясет? – Даня ясно понимала, что уже перевирает его фразы, словно истеричная женщина, которая обожает нарываться на скандалы.

– Да не от тебя! Хотя от тебя да – потряхивает меня просто не по-детски! Так бы взял и!.. – Яков изобразил в воздухе странноватое нервное трепыхание: подергал в воздухе рукой, будто стряхивая с пальцев какую-то жидкую грязь.

Даня зависла. Слишком уж комичным было зрелище. Словно зайчик лапкой по земле бьет.

– Побил бы? – осторожно предположила она, ощущая, как злость внутри постепенно затихает.

– Отшлепал бы, – не моргнув глазом, выдал Яков.

Временное зависание перешло в тяжелую перегрузку системы. Возможно, виной всему были наэлектризовавшийся воздух, взбудораженный норов и настрой, от которого пылала кожа, но откровенное признание Якова искрой проскочило в разгоряченном пространстве. Даня не могла не признать, что сказанное прозвучало…

Очень эротично.

До мурашек.

– Кукушечки, бамбинки! – Фаниль интенсивно махал им обеими руками с другого конца зала. – Я вас обыскался. Что делаете? Ссоритесь? Ай-ай, проказничать еще рано. Яшенька, тебя Глебушек-воробушек зовет. У наших обожа-а-а-аемых, – он потянул слог подольше, воровато оглянувшись, вдруг кто подслушивает, – организаторов к тебе есть вопросы. Видимо, снова хотят твоим обществом насладиться. Данечка, а ты со мной. Пойдем умнем сладостей!

«Вовремя заявился, – порадовалась Даня. – А то как-то неловко получилось. Что-то меня сорвало».

– Иду. – Яков направился к Фанилю, но, поравнявшись с девушкой, тихонько пихнул ее плечом. – Повторю для закрепления: я тебе не младший братик. Мы на равных с тобой. И только попробуй мне еще раз посочувствовать.

– И что тогда? – Смолчать не получилось. Так и засвербило спросить. – Отшлепаешь?

Правый уголок губ Якова дернулся.

Ухмыльнуться хотел?

Пока звук шагов Левицкого не перекрыла музыка, доносящаяся из основного зала, Даня продолжала стоять и бессмысленно пялиться в стену.

«Какая же идиотка. Я бы взбесилась, посмей кто-нибудь меня пожалеть. И тут же поступаю также. Еще легко отделалась».

– Поссорились?

Даня вздрогнула. Пенистый хохолок Фаниля выполз из-под ее руки раньше самого владельца. Любознательные глазки дизайнера сверкали, выдавая неуемную жажду познаний.

– Чуть-чуть. – Она съежилась под оставленным ей пиджаком, который все еще хранил тепло Якова. – Но я сама виновата. Посмела недооценивать его. Хотя злилась бы жутко, если бы также недооценивали меня.

– Гордость, – понимающе мурлыкнул Фаниль.

– Или упрямство. – Даня аккуратно потерла глаза. – Так что там на очереди? Сладости? Я бы сок выпила.

– Хочешь ананасовый? – оживился Фаниль. – Я там обнаружил замечательнейший ананасовый сок. Идем, идем же!