Люби сильнее

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Уверена? – снова в глаза смотрю. Как я раньше не заметил, что они у нее грустные и как будто воспаленные? – Маруся… Расскажи хоть, где болит?

– Не могу объяснить… Потом… Полежи со мной, пожалуйста…

Когда забираемся обратно в кровать, Машка сама меня обнимает, судорожно выдыхает в шею и замирает.

– Сегодня ночью ты не кричала, – хочу отметить позитивный момент.

– Да… Я не кричала, потому что не спала.

Это ее признание пробирает меня, мать вашу, до дрожи. Молчу, не знаю, что сказать и как помочь. Засыпает Маруся быстро. Долго спит. И, хвала Богу, тихо. Моментами приходится прислушиваться, чтобы уловить едва различимое сопение. Когда звонит телефон, никаких, блин, признаков жизни не подает. Я поднимаюсь, приношу извинения организаторам свадьбы и отменяю встречу.

Ложусь обратно. Наблюдаю за тем, как спит, и душу на повторе разбирает тревога. Вспоминаю последние дни, пытаюсь переосмыслить, но никакого объяснения ее поведению не нахожу.

Что я сделал не так? Чем ее расстроил? От чего ее колбасит? А если правда болит? Если с ней происходит что-то серьезное?

– Привет… – шепчет Маруся, не открывая глаз. – Который час?

– Двадцать пять минут четвертого.

Резко садится на кровати.

– Ты голоден, да?

Голоден, конечно. И сам бы нашел себе, что поесть, но ее оставлять не хотел.

– Выспалась?

– Я? Да, – спохватившись, поднимается и бежит в ванную. – Сейчас умоюсь и покормлю тебя, – кричит на ходу.

Я тоже встаю и, пока Маруся наводит марафет, заправляю кровать. Я бы еще много чего сделал, чтобы ее порадовать. Я бы полжизни, черт возьми, положил. Только не знаю, как и где.

– К которому часу тебе завтра к врачу? – спрашиваю, когда появляется из ванной.

– К двум, – отвечает явно неохотно. – Отгул взяла.

Все решила, значит. Только мне говорить не собиралась. Качнув головой, выхожу из комнаты. Машка идет за мной.

На кухне, не сговариваясь, принимаемся за готовку. Я берусь нарезать мясо, она – овощи. Пока тушим соус, все так же молчит.

– Ярик… – шелестит святоша в какой-то момент, не выдержав напряжения. Бросается ко мне. Обнимает и, задирая голову, заглядывает в глаза. – Не обижайся.

– Да не обижаюсь я, – искренне говорю. – Просто ни хрена не понимаю.

– Я люблю тебя…

– Клеишь, как пластырь, молодец, – цежу сквозь зубы не потому, что злюсь, а потому что действительно больно.

– А ты… Любишь?

– Ну что за вопросы, Маруся? Люблю, конечно.

– Завтра все будет хорошо, – обещает, а у самой слезы в глазах стынут.

– В каком смысле? – реагирую на инстинктах. А она не отвечает. – С тобой поеду.

– Нет-нет… Зачем же ты будешь пропускать работу? Не нужно. Не нужно. Нет, – говорит вроде как спокойно, но вместе с тем чересчур медленно. – Я уже с мамой договорилась.

Решение свое не сразу озвучиваю, чтобы по новой не накалять атмосферу. Растирая ладонями ее плечи, касаюсь губами виска.

«Не нужно, не нужно…»

– Никуда я тебя, Маруся, не отпущу, – приглушенно выговариваю. – Кричи, не кричи – вместе будем.

33

Мария

– Как себя чувствуешь? – спрашивает Ярик раз пятый за утро. Уже не отвечаю, только смотрю и головой мотаю. – Я в половине первого вернусь, – защелкнув ремешок часов, приближается, чтобы поцеловать на прощание.

– Окей, я буду готова.

Очень крепко его обнимаю. Буквально висну на шее. На самом деле не хочу отпускать. Подмывает выложить все подчистую. Только ни сил, ни нервов на это сейчас не найду. Сконцентрировалась на посещении больницы. Резерва хватит лишь на нее.

– Буду скучать по тебе, – шепчу ему на ухо.

– Тоже, Маруся. Тоже.

Как только Яр уезжает, привожу себя в порядок и вызываю такси. Знала, что он захочет поехать со мной, поэтому пришлось солгать о времени приема. Мне назначено не на два часа дня, а на полдесятого утра. Рассчитываю, что до того, как он приедет, успею вернуться из больницы.

Последние дни столько нервов истратила, что, кажется, сил тревожиться больше не осталось. Подхожу к кабинету гинеколога со смиренной решительностью.

– Доброе утро, Ольга Владимировна, – получается улыбнуться.

– Доброе утро, Маша! Проходи, дорогая. Садись. Я как раз карту твою смотрю.

– Д-да… И что там? – подбираясь к столу, опускаюсь на стул.

Врач еще какое-то время задумчиво молчит, что-то дочитывает, а у меня сердце обрывается.

– Итак… – так же резко, как начинает, обрывает свою речь. Все потому, что лицо мое видит. Я прям ощущаю, что оно сделалось безжизненным и холодным. – Тихо, тихо, девочка. Чтобы ты не волновалась, сразу скажу, анализы хорошие! Ты не беременна. И ничего ужасного с твоим организмом не происходит, – говорит с четкими расстановками и нужными акцентами.

Меня затапливает столь сильное облегчение, слезы на глазах выступают. Испустив густой и тяжелый вздох, принимаюсь размахивать около лица руками. Гинеколог молчит, пока мне не удается справиться с эмоциями. Я наблюдаюсь у нее три года. Она осведомлена не только относительно моей личной жизни, но и всего, что меня тревожит психологически.

– Что это тогда? Гормональный сбой? – спрашиваю, когда удается набрать полные легкие воздуха.