Конверт вовсе не плоский. Я не представляю, о каком порядке суммы может идти речь, но наверняка там не одна тысяча. Зачем он даёт мне эти деньги? Конечно, есть небольшая вероятность, что это деньги для Алисы, все-таки она – его внучка. Но стал бы он приезжать ко мне на работу и давать их вот так, как будто тайком?
Может быть, у меня паранойя, а подвох, который мне во всём мерещится, – всего лишь плод бурной фантазии… Но я начинаю нервничать сильнее и не тороплюсь брать конверт из его рук.
- На что деньги? – переспрашиваю, пытаясь выиграть время, чтобы решить, как поступить.
Смотрю на мужчину в упор. Он расслаблен, если у него и есть какие-то недобрые мысли, то на лице они не отражаются. Я никак не могу понять его истинных намерений. Хочется верить во что-то хорошее, но мои розовые очки разбились ещё четыре года назад… Интуиция сигнализирует: опасность!
- Не
- И за что же?
Разговор приобретает всё более неприятный оттенок. Деньги платят за какие-то услуги. А чем я могу быть полезна человеку, у которого есть все и даже больше?
- За то, что вы с Валерой подпишете нотариальное соглашение. Ты передашь ему опеку над Алисой, и она будет жить с ним в нашем доме.
То, что он озвучивает, настолько невероятно, что я сомневаюсь в своём слухе.
- Вы хотите, чтобы я отказалась от своей дочери? – переспрашиваю, чтобы убедиться, что всё правильно поняла.
- Нет, вовсе нет. Я же не чудовище. Понимаю, что ребенку нужна мать. Ты сможешь иногда видеться с ней, ходить на прогулки.
Инстинктивно отодвигаюсь от него на самый край сидения и мотаю головой. Возмущению нет предела. Да как у него вообще хватило наглости мне такое предложить?
- Нет! Заберите свои деньги, я на это никогда не пойду. Алиса – моя дочь! Она не продаётся! Вы не можете меня заставить!
Если выражение лица мужчины и меняется, то незначительно. Либо он прекрасно владеет собой, либо абсолютно уверен в своём успехе.
- Я – не могу, ты права. Но подумай как следует. Валера как отец подаст в суд на определение места жительства вашего общего ребёнка с ним. Всё исключительно в рамках закона и во благо Алисы. Как думаешь, чью сторону примет судья? Матери, которая не в состоянии разговаривать с дочерью столько, сколько ей необходимо для полноценного развития, у которой нет ни своего жилья, ни сколько-нибудь стабильного заработка?
Порываюсь его перебить и сказать, что я уже устроилась на достойную работу, но он не даёт мне вставить ни слова.
- Да, я в курсе, что Городецкий взял тебя к себе в фирму стажёром. Но вряд ли это можно считать постоянной работой. Всем известно, что лишь единицам стажёров после окончания срока стажировки предлагают место в штате. А у отца – статус, недвижимость, банковские счета, высокооплачиваемая работа и, главное, нет никаких отклонений, мешающих общаться с ребёнком, воспитывать и развивать его. И неограниченные возможности нанять логопедов и педагогов, чтобы наверстать то, что Алиса уже упустила по твоей вине.
Ужасно обидно слышать такие упрёки, но я стараюсь сдерживать слёзы. И, главное, я понимаю, что этому мужчине ничего не стоит купить судью… Да что там судью? Он, небось, полмира способен купить с потрохами!
- Так как думаешь, чью сторону примет суд? Ты сама, положа руку на сердце, кому бы отдала ребёнка в такой ситуации, если бы речь шла не о твоей дочери, а о какой-то незнакомой тебе девочке или мальчике?
- Вы не посмеете! Так нельзя! – выкрикиваю скорее по инерции, чем под влиянием рассудка. Понимаю, что он ещё как посмеет, если захочет…
- Почему же нельзя? Повторюсь: все будет строго по закону. Именно так, как можно и нужно, исключительно в интересах Алисы, которая, между прочим, мне приходится родной внучкой. Так что, Оля, деньги и мировое соглашение? Или суд с возможной психиатрической экспертизой? Ты уверена, что ее результат тебе понравится? Не боишься, что впоследствии вообще можешь лишиться родительских прав?
- Вы мне угрожаете? – говорю испуганно, почти шёпотом, оглушённая свалившимся на меня несчастьем.
- Что ты, Оленька! Всего лишь обрисовываю возможные варианты твоего ближайшего будущего. Хочешь проверить, насколько я прав? Или всё-таки подумаешь над моим предложением?
Едва автомобиль тормозит возле ворот детского сада, я выскакиваю из него и неуклюже хлопаю дверью. За мной никто не гонится, никто не пытается отобрать у меня дочь здесь и сейчас, но меня не покидает чувство, что это уже случилось. Включён обратный отсчёт, и кажется, что в любой момент выскочит чёрт из табакерки и вырвет Алису у меня из рук.
Когда я рассказала Валере о дочери, то у меня даже мысли не было, что она кому-то окажется нужна и её захотят у меня отобрать… Если бы я могла предвидеть, то ни за что не раскрыла бы ему этот секрет. Лучше уж всю жизнь туалеты мыть и отказывать себе даже в самом необходимом, но жить вместе с дочерью…
Да и как вообще можно разлучить меня с моей кровиночкой? Я же с ней вместе всю её жизнь… Она не сможет без меня! Малышка наверняка будет грустить и плакать. И всё ради чего?