Читаем Любящий Вас Сергей Есенин полностью

Любящий Вас Сергей Есенин

Не в силах оставаться в Париже, где ее донимали журналисты, Айседора едет в Ниццу, где танцует в последний раз. В программе «Незаконченная симфония» Шуберта, траурный марш из «Гибели богов» и в заключение «Смерть Изольды».

– Я рыдала о нем много долгих часов, сколько могла… Сейчас у меня полоса сплошных страданий и невзгод, поэтому меня часто посещает искушение последовать его примеру. Только я уйду в море[178], – признается она Ирме.

Честно поведав о своих планах, Айседора направилась к берегу, не раздеваясь, скинула туфли. После чего, подняв руки к небу, вошла в воду и шла так, уходя все глубже и глубже. Вода достигла шеи, добралась до подбородка, поцеловала Айседору в ярко накрашенные губы… еще несколько мгновений… и… Заметивший Айседору с берега английский офицер вытащил ее из воды.

«Не правда ли, какая прекрасная сцена для фильма!» – произнесла она, очнувшись.

Одной попытки самоубийства оказалось довольно.

В ноябре 1926-го, находясь в стесненных денежных условиях, отдавая долги, распродавая недвижимость, Айседора вдруг получит привет от своего покойного мужа. Извещение на получение денег за переизданные книги – 400 тысяч франков. Оказалось, что, женившись на Толстой, Есенин позабыл расторгнуть брак с Дункан. В то время и не такое случалось. Деньги были ей очень нужны, кроме того, это ведь она изначально вкладывала собственные средства в переводы и издания книг Сергея. Тем не менее Айседора отказывается от наследства в пользу матери и сестер поэта.

14 сентября 1927 года Айседора села в гоночную машину, закинув за плечи край ярко-красного шарфа с желтой летящей птицей. Повернувшись к своим знакомым, она помахала им рукой и, победно улыбаясь, воскликнула: «Прощайте, мои друзья. Я иду к славе!».

Соскользнувший с плеча Айседоры шарф накрутился на заднее колесо ее машины, Айседора погибла мгновенно.

– Хорошо помню дни после сообщения о смерти отца, – рассказывает Константин Есенин. – Мать лежала в спальне, почти утратив способность реального восприятия. Мейерхольд размеренным шагом ходил между спальней и ванной, носил воду в кувшинах, мокрые полотенца. Мать раза два выбегала к нам, порывисто обнимала и говорила, что мы теперь сироты.

Но в детстве смерть близких воспринимают своеобразно. Верят на слово тому, что человека больше не увидят, но как это может быть – еще не осознают. Так и мы с сестрой. Помню, что тоже плакали, но, наверное, из-за того, что плакала мама. Потом был Дом печати (ныне – Центральный дом журналистов), Таня читает стихи… Какие-то тетеньки и дяденьки поочередно подходят и что-то говорят с сочувствием. Еще непонятный мир – Ваганьковское кладбище. Деловитые, краснощекие могильщики. Земля, что заставили кинуть в яму детской рукой. И где-то без логической связи – настольная лампа в маминой спальне. Бутылка вина. Мать как-то спокойнее, тише. Говорит, что завтра – Новый год. Ее младшая сестра – наша тетка Александра Николаевна – куда-то собирается на встречу этого Нового года.

Вот, пожалуй, и все, что я помню сейчас. Возможно, кое-что еще сохранялось в памяти в больших подробностях, когда мне было 20, 25, 30 лет. Как-то я записал все, что помнил. Но записи эти затерялись где-то в моих домашних архивах…