Любийца

«Что это я такое затеяла?!» — с запоздалым ужасом подумала я, постучала в номер «8» — мужская же, надо полагать, палата! — и, услышав «да!», нырнула в помещение, как в холодную прорубь.

Вдоль стен стояли четыре койки. На одной лежал пожилой человек с желтым, изборожденным глубокими морщинами лицом, другая была пуста, у третьей, спиной к двери сидела и тихо разговаривала с кем-то молодая женщина. Мое сердце екнуло. Но в следующий момент я увидела на угловой кровати того, кто был мне нужен. Хотя мент лежал вполоборота к стене, я узнала его по короткой прическе и квадратному затылку.

— Слава!

Не знаю, как это вырвалось у меня вместо «Вячеслав», но, как известно, вылетевшее слово имеет свойство обратно не возвращаться. Он повернулся, его глаза удивленно расширились.

Мои, наверное, тоже: так сильны были перемены, произошедшие в ладном гаишнике, что остановил меня тогда на дороге. Его лицо приобрело болезненный пепельно-серый оттенок, он сильно похудел, щеки впали и заросли многодневной щетиной. Под белой рубахой виднелся широкий бинт, наискось перепоясывавший грудь, словно пулеметная лента у матроса из революционных времен.

— Вы?! — выдохнул он.

Я шагнула к его кровати. Он попытался приподняться, опираясь на локоть, но локоть подломился, и Вячеслав упал обратно на подушку.

— Наташа…

«Откуда он знает мое имя?» — с изумлением подумала я. Ах, да, тогда на дороге, заглянув в мои документы, он обозвал меня «гражданкой Натальей Уличевой». Оказывается, не забыл…

Я придвинула к кровати стул, села, поставив рядом пакет с покупками. От волнения я даже забыла поздороваться и выпалила:

— Как ты?

Более глупый вопрос трудно было придумать: по нему и так было видно — как. Но он не ответил, а просто впился в меня воспаленным взглядом нездорового, очень нездорового человека. Его сухие потрескавшиеся губы сложились в улыбку — слабую и недоверчивую. И еще мне показалась, что в ней промелькнула искренняя радость.

С полминуты мы смотрели друг на друга, и я все не знала, как начать. Чтобы ликвидировать возникшую паузу, я потянулась к пакету и пробормотала:

— Я вот принесла тебе…

Тут заметила на его тумбочке стаканчик импортного йогурта, пару яблок и еще что-то в яркой упаковке. Ну, вот, я не первая. Значит, не единственная. «Что ты такое вообразила, дура?! — завозмущался внутренний голос. — Что до тебя у него не было никакой личной жизни? Что он монах, подрабатывающий на досуге в ДПС?»

Он перехватил мой взгляд.

— Это… ребята принесли. Из милиции. Но как вы узнали? Ну, о том, что я… что со мной?..

— По местным теленовостям.

Я достала апельсин, повертела его в руках и вдруг проговорила:

— Не знаю почему, но я… вспоминала о тебе еще до того… что с тобой случилось.

— Вспоминала или думала?

— Вспоминала… И думала.

— И я тоже.

Я попыталась пошутить:

— Наверное, жалел, что не оштрафовал меня тогда за превышение скорости?

Слава не принял шутку.

— Жалел, но совсем по другой причине, — серьезно ответил он. — Что не познакомился с вами… с тобой тогда ближе. Чем-то ты меня, ну…

— Очаровала?

— Зацепила, — он скосил глаза на соседнюю койку, возле которой сидела женщина. — Знаете… знаешь, больничная палата — не лучшее место для таких разговоров, — он помолчал. — У нас еще будет время все рассказать друг другу.

«У нас еще будет время…» Значит, он имеет в виду — что наши отношения будут иметь продолжение?

В этот момент дверь палаты открылась, и вошла медсестра — средних лет женщина, расплывшаяся телом почти до бесформенности. Вопрос: «Где талию будем делать?» из известного анекдота — как раз про таких. Шаркая ногами, она подошла к пустующей койке, взяла стоявшую там стойку для капельницы.

— Так, Бондарев, будем прокапываться, — она выразительно посмотрела на меня, извлекая из кармана халата бутылку с надписью «Рефортан».

Я встала, отодвинула стул, освобождая ей место. Начала доставать из пакета все, что купила на «пятачке», и выкладывать на тумбочку. Слава коснулся моей руки; его пальцы были сухими и горячими. Хотел о чем-то спросить, но я и так поняла — о чем.

— Конечно, Слава, я приду.

— Завтра?

Я покачала головой, и мне показалось, что на его серое лицо набежала тень.

— Завтра еду с шефом по делам, вернусь поздно. Так что увидимся послезавтра.

Я помедлила, но медсестра уже начала прилаживать бутылочку с лекарством на стойку.

Я возвращалась из больницы, размышляя о том, что мы почти ничего не сказали друг другу — и в то же время сказали очень много.

10

Через день я набралась смелости и поговорила по телефону с его лечащим врачом, Ильей Яковлевичем Достманом, представившись, по традиции, «двоюродной сестрой».

— А мне говорили, что у него нет близких родственников, — заметил тот. — Вроде, он жил только с отцом, но тот не так давно умер. Впрочем, это не мое дело. Здесь главное другое: теперь, когда кризис миновал, надо будет обеспечить Вячеславу постоянный уход. Не сейчас, разумеется, пока он еще в больнице, а когда мы выпишем его. Дело, конечно, пошло на поправку, но до окончательного возвращения к активной полноценной жизни еще не так близко. Вы могли бы… мм… ну, понимаете?